Вор поморщился:
– Нипочему. Просто не ходи туда.
Фуа уставился на друга как на полного болвана.
Квазимодо напрягся и попытался объяснить:
– Не хочется туда идти. Слишком похоже на мышеловку. Знаешь, что это такое?
– Что я, совсем темный? На корабле мышеловки видел. Только какая это ловушка? Не хотите здесь ночевать – не нужно. Но на сокровища-то посмотреть можно? Или нам больше деньги не нужны?
Вор неопределенно пожал плечами. Объяснить, почему не нужно лезть в эту гостеприимную дыру, действительно было трудно.
– Я загляну, камни заберу, и поедем, раз вы такие трусливые стали, – заявил упрямый ныряльщик.
Он сделал решительный шаг к пещере, но тут у него за пазухой протестующе свистнуло, запищало – геккон живо выбрался из-под рубахи, плюхнулся на мокрую траву, подбежал к лошади, в мгновение ока взобрался вверх по ноге и крупу и устроился на притороченном к седлу мешке. Кобыла, привыкшая к присутствию мелкого и наглого хвостатого, только переступила на месте.
Фуа пораженно смотрел на неверного ящера. Геккон стеснительно закатил фиолетовые глаза и слегка потемнел полосатой шкурой.
– Не суйся туда, Ныр, – сказала Теа. – Поехали.
– Да, не дури, пожалуйста – поддержал подругу вор. – Вот и Дракон против. Что нам те камешки? И живот у меня… нервничает.
– Что ж ты сразу про живот не сказал? – пробормотал фуа. – Я твоему брюху куда больше верю, чем башке твоей половинчатой. Объяснить толком не можешь, что ли? Поехали так поехали, чего время терять?
Ныряльщик вскарабкался в седло, геккон немедленно перебрался ему на плечо и начальственно свистнул, приказывая отправляться. Кони двинулись вверх по пологому склону. Вовсю шуршал дождь.
– И действительно, что нам эти камни? – рассудительно сказал фуа. – Своего груза мало, что ли?
Квазимодо только кивнул, вытирая мигом вымокшее лицо.
Всадники миновали едва заметную седловину между холмами. Теа оглянулась.
– Эй!
Квазимодо с недоумением оглядел смутный за пеленой дождя травянистый простор. Все спокойно. Разве что дождь усилился. Хм… а пещера где же?
Рядом взволнованно засопел фуа. Теа послала коня в сторону, оглядела со склона только что пройденную впадину. Пещеры не было. Рыжая вернулась к друзьям, коротко дернула плечом.
– Возвращаться не будем, – категорически сказал Квазимодо. – Хрен с ней, с пещерой.
Лошади вроде бы без понуканий прибавили шагу. Путешественники ехали молча. Оглядываться не хотелось. Квазимодо заметил, что собственная рука поглаживает пристегнутую к луке седла надежную рукоять глефы. При чем здесь оружие?
Останавливаясь в сгущающейся темноте под символической защитой двух чахлых пальм, Квазимодо сказал:
– Я, кажется, понял – там тень не такая была. Слишком темная. А камни блестели как под солнцем. Камни – наживка.
– Ладно, пусть наживка, – пробурчал Ныр, раскатывая служащий тентом плащ. – А куда эта тухлая пещера потом делась?
– Так убрали мышеловку. Мы же в нее заходить не стали.
– Точно, – сердито сказала Теа. – Наживку меняют. Ни козлы, ни антилопы на ваши паршивые камешки не клюнут.
– Мы тоже не клюнули. Так что давайте ужинать и спать ложиться. Надеюсь, такие пещеры по здешним местам ночью не бегают, не охотятся, – примирительно сказал Квазимодо.
– А камешки такие красивые были, – вздохнул Ныр.
К морю вышли через двое суток. Дождь только что кончился. Обрывки облаков плыли по небу, кидая на водный простор лохмотья солнечного света и беспорядочно смешивая в волнах золото, синь и свинцовую серость. Песчаный берег был невысок, но казалось, стоит вытянуть шею – и откроется далекий край мира. На горизонте взблескивали молнии уходящей грозы.
Теа застыла в седле. Вор первый раз видел подругу такой растерянной. Тронул худое плечо:
– Люди от начала времен плавают в океан. А лягушки вообще живут в море, на крошечных островах, где и плюнуть некуда. Им нравится. Просто привыкнуть нужно.
– Оно очень большое, – выдохнула лиска.
Фуа хихикнул.
Квазимодо бросил на него злющий взгляд:
– Ладно, давайте остановимся, перекусим тем, что осталось…
Лошади паслись, выискивая среди песчаных бугорков островки зеленой травы. Ветер нес запах соли и едких водорослей. Дров здесь было предостаточно, и Квазимодо без труда удалось развести костер. В последние дни путешественники питались остатками сушеного мяса и холодной болтушкой из муки. Сейчас можно было сварить супчик. Ныр принес еще охапку выброшенных волнами сучьев и одобрительно посмотрел на висящий над огнем котелок:
– Горячее будет? Это правильно. Я завтра рыбки наловлю. Поедим как нормальные.
Квазимодо сгреб друга за ветхую рубашку, зашептал в ухо:
– Ты, Лягушка бесчувственная, добрался до воды и рад. Рыжая боится, а ты еще и хихикаешь. Паразит перепончатый.
– Так я же не со зла. Она привыкнет, и ей понравится. Это же море, – пробормотал фуа. – Море – оно великое. Это каждый понимает.
Квазимодо тряхнул друга за рубаху.
– Это мы с тобой понимаем. А Теа его первый раз видит. Как ей не бояться?
К ногам подбежал Великий Дракон, предупреждающе свистнул.
– Молчи, выползок, – шикнул вор на мелкого гада. – Я твоего друга душить еще даже не начал.
– Он за мою рубашку беспокоится, – с достоинством объяснил фуа. – Ты ее, между прочим, если порвешь, сам зашивать будешь.
– Не буду я ничего шить. Давай, раз ты такой морской-разморской житель, успокой рыжую.
Оба парня посмотрели на сидящую в отдалении Теа. Лиска подперла подбородок обеими руками и горестно вглядывалась в морскую даль. Выглядела она очень несчастной.
– Да я уж сам думал, что она чересчур переживает, – прошептал фуа. – Да только что я ей скажу? Про акул, стурвормов, марулов,
[58]
да шторма ей рассказывать? Абордажными боями вашего Флота ее не удивишь. Про жемчуг и «слезы моря» ей, наверное, не интересно.
– Ты давай про все подряд. Про то, какая рыба вкусная в море водится, про то, как паруса гудят, когда ветер хороший попутный, и как в полдень вода бывает прозрачной до дна на сотню человеческих ростов. И про стурвормов можешь рассказать – какие из их шкуры подметки получаются. Главное, чтобы она поняла, что и на воде вполне жить можно.
– Ну и расскажу. Океан, если ты его знаешь, не любить никак нельзя. Да только ты бы ей сам все это объяснил. У тебя язык куда лучше подвешен.
