Кулак, крепкий, как дубовая кувалда, врезался в живот. Квазимодо непритворно охнул, колени подогнулись. Капитан Кехт удержал обмякшего парня за шиворот.
– Отсиделись, значит? – процедил капитан. – В сухости, как благородные?
– Никак нет, – выдавил из себя вор. – Заливало нас…
Второй удар заставил его задохнуться.
– Заливало? – удивленно переспросил Кехт. – Так какого носорыла вы туда полезли? С сукой рыжей греться? Или там замка не было?
– Никак нет, – прохрипел Квазимодо. – Был замок. Только сбило его в самом начале. Обломок реи как даст – только захрустело. Пытались завязать дверь веревкой – да только руку чуть не сломал. – Квазимодо вытянул вздрагивающую и действительно покрытую царапинами руку.
– Ах, руку, говоришь? – сочувственно пробормотал Кехт.
Руку вор успел отдернуть. Рука не брюхо, может и сломаться.
– Ты что дергаешься?! – рявкнул капитан. – Может, возразить хочешь?
– Как можно? Только без руки какой я работник?
– Работник он. – Кехт засмеялся. – Уж вы-то работать можете. Сейчас ты за борт нырнешь. Уж не скромничай напоследок, шепни, зачем к рыжей полезли? Что у вас с ней, а?
– Так замка же нет, а она со страху беситься начала. Ну а нас смывает. Как же удержать? Амулет опять же…
От удара Квазимодо все-таки упал на колени. Тошнота катила к горлу, отдавала солью – наглотался все-таки моря теплого по самые жабры.
– Ты с кем играешь, одноглазый? – склонившись, негромко поинтересовался капитан Кехт. – Думаешь, я тюлькоед тупой? Не разберусь? Думаешь, я таких, как ты, не видел?
– Не калечьте, – прохрипел вор. – Я же по приказу…
– По приказу? – Капитан Кехт хмыкнул. – Уговорил – калечить не буду. Некогда мне. Значит, так – к клетке ни ты, ни жабеныш твой не подходите. Увижу рядом – сам за борт прыгнешь. Дверь забьем наглухо. Жратву Бонга под дверь совать будет. Выживет ваша рыжая до Глора – хорошо. Нет – кому эта сука нужна? А вам счастье привалило. Двоих у меня ночью смыло, да еще сопляк лорда Трома к рыбам отправился. Так что есть работа, урод. Рад?
– Так точно, ваша милость.
– Я был уверен, что ты обрадуешься. А насчет тебя и суки этой дикой я еще разберусь. Времени все не хватает, но будь уверен, красавчик, я разберусь. А чтобы ты запомнил…
У Квазимодо потемнело в глазах – удар капитанского колена пришелся в здоровую щеку. Вор отлетел в борту. На миг показалось – зубы раскрошились. Квазимодо в ужасе тронул лицо – нет, челюсть уцелела, только два или три зуба шатались.
– Что расселся? За работу. – Капитан Кехт повернулся и шагнул к сломанному рулю.
Квазимодо чувствовал спиной ножны орочьего ножа. Второй нож – «тычок» – в потайном кармане штанов. Метнуться вперед – вот она, спина капитанская. Можно под лопатку, а можно и в промежность – так, чтобы выл на весь океан. Никто из моряков и дернуться не успеет. Нет – рано. Опять рано.
На сидящего у борта урода без всякого сочувствия косились моряки. Сидит чужак туповатый, последние зубы трясущимися пальцами проверяет.
Ладно, господин капитан. Работы действительно много. Квазимодо, кряхтя, поднялся.
Тайфун отнес «Высокого» далеко к западу. Насколько далеко, никто не знал. По слухам, примерно в эти же места заносило драккары короля Эшенба, но с веселыми южными убийцами никто из экипажа «Высокого» знаком не был и достоверных сведений об этих местах не имел. Когг медленно дрейфовал на северо-запад. Руль починили, но с мачтой такой фокус в открытом море пройти не мог. Надежда привести судно в порядок оставалась – когг несло мимо крошечных, не шире десяти шагов, островков. Некоторые из матросов клялись, что видят на горизонте настоящую землю. К сожалению, «Высокий» оставался совершенно беспомощным. Лодку снес шторм, и люди могли лишь бесконечно спорить, острова ли в действительности проплывали в солнечном мареве или это лишь чудится утомленным глазам.
Квазимодо молчаливо работал. Воду из трюма откачали. Вор лазил между мокрых, источающих маслянисто-соленый запах бревен, помогал заново крепить спасший от гибели груз. Настоящим моряком Квазимодо не был, но кое-что умел. Орать на него быстро перестали, стоило дать одному по печени, а другому в нос. По правде говоря, драться на «Эридане» умели куда лучше здешних бородачей. А вязать узлы да работать молотком не труднее, чем кошельки резать.
Ныр тоже был занят по горло. Корабль двигался медленно, ловить рыбу было удобно. Используя добровольных, свободных от вахты помощников, фуа надежно обеспечивал солидную прибавку к обеду и ужину. Вот только приходилось больше работать снастями, чем острогой. Нога ныряльщика беспокоила значительно меньше, чем раньше, но от пребывания в воде ее довольно часто скручивала болезненная судорога. Частенько Ныра вместе с острогой и уловом приходилось выуживать из воды общими силами моряков.
Теа томилась в полном одиночестве. Дверь в «ящик для лис» оказалась наглухо забита обломками досок. Ныр и Квазимодо теперь обитали на корме, в сыром трюме. Вор чувствовал, что скоро лопнет от ненависти. Даже смотреть на дверь, за которой томилась лиска, было опасно. Квазимодо то и дело ловил на себе изучающий взгляд капитана Кехта. Капитан ничего не забывал, вор тоже.
С Теа общалась только угрюмая Бонга. Квазимодо через фуа, приобретшего некоторый авторитет на кухне, попросил Бонгу кормить пленницу достойно. Просьба была подкреплена пятью монетами. Рискованное дело, но оставить рыжую совсем без опеки Квазимодо был просто не в состоянии. Чем увенчался подкуп, понять было трудно – Бонга хранила обычное мрачное выражение лица, а что она носит в миске, вор рассмотреть не мог.
Пресная вода снова оказалась на исходе, когда «Высокому» посчастливилось.
Ныр вываживал на диво крупного каменного окуня. Леска, плетенная из конского волоса, резала водную поверхность. Коричнево-ржавый хвост рыбины шумно бил по воде. Окунь попался размером с поросенка, и его с трудом удерживали втроем. Командовал фуа. Большая часть команды столпилась у борта и орала как стадо голодных обезьян. Великий Дракон бегал по фальшборту, и его азартный свист и щелканье прорывались даже сквозь людские крики. Добыча действительно намечалась выдающаяся.
Квазимодо сидел под стеной кормовой надстройки, здесь имелась крошечная полоска тени. Вор, вытянув ноги и ухмыляясь, наблюдал суету. Взгляд все время съезжал на дверцу, забитую досками. Временами казалось, можно заметить блеск глаз в щели над дверью. Лиска наверняка тоже наблюдает за ловлей, развлечений у нее мало. Эх, жизнь. Никого терпения не хватит. Ох и зла будет рыжая, когда вырвется.
От капитана Квазимодо заслоняла надстройка, и вор мог позволить себе смотреть на клетку возлюбленной. За шесть дней словом перемолвиться удалось лишь дважды. Лиска держалась стойко. Ждала разрешения на свободу. Честно говоря, вор никогда не думал, что кто-то, тем более девушка, ему будет так доверять. Только как бы самому выдержать? Арбалет вычищен, приведен в порядок, насколько это возможно для оружия, проболтавшегося столько времени в соленой воде. Несколько раз за эти дни руки так и чесались зарядить, да и испробовать арбалет на капитане Кехте. Капитан торчал почти все время у руля – мишень лучше не придумаешь. Потом, глядишь, и порубились бы немного с бойцами, недовольными безвременной смертью капитана. Нет, чистое самоубийство. Не поймет народ.