Фуа вздохнул и тронул коня. Несмотря на явные успехи, искренним поклонником верховой езды он так и не стал.
– Повод не дергай, – не преминула напомнить рыжая. – А ты колени держи ровнее. – Это относилось уже к одноглазому всаднику.
Квазимодо поправился. Теа направила жеребца рядом.
– Ты, Ква, дергаешься, когда я говорю, как будто я тебя бить собираюсь. – Говорила рыжая приглушенно, и в ее голосе слышалось явное недовольство.
– Я побыстрее научиться хочу, пока от задницы хоть что-то остается.
– Научиться ты хочешь, а еще поиздеваться хочешь над «девкой рыжей»? – угрюмо пробормотала Теа.
– Чего это – «издеваться»? Что я, другого повода для шуток не найду? – удивился вор.
– Откуда я знаю, какой ты повод нашел? Ты крыса хитрая. Я тебя знаю, – мрачно и не очень последовательно сказала девушка.
– Ну да. От тебя ничто не укроется. Да не буду я над тобой издеваться. Разве что пошучу иногда. Мы ведь с тобой почти родственниками стали.
– Когда это? – мгновенно напряглась рыжая.
– Когда рядышком блевали, – пояснил вор. – Такое не всем дано.
– Червяк тупой! – разгневанно зашипела девушка и послала жеребца вперед.
– Эй-эй! – Квазимодо пришпорил пятками свою кобылу и догнал рыжую. Фуа сказал вслед обоим что-то нелестное.
– Теа, я ничего обидного не имел в виду, – сказал вор, пытаясь заставить буланую снова идти рядом с жеребцом.
– Я поняла. Не издеваешься, не смеешься. Честность из тебя, одноглазый, так и прет. Ящер грязномордый.
Вор сморщился:
– Что ты ругаешься? К людям подъезжаем, ты там всех распугаешь. Я же за своим языком слежу?
– Да ты и без ругательств задеть умеешь. Не мог не напомнить мне про слабость мою?
– Вот аванк тебя вразуми, какая же это слабость? – рассердился вор. – Слабость – это вон у Лягушки. Он по ночам, когда колени разогнет, леди свою сладкую вспоминает. А мы все сразу пережили. Пусть другие что угодно думают – мы с тобою знаем, как было.
– Недостойно это воинов, – прошептала Теа, упорно глядя в сторону.
– Попали, что могли – сделали, – мрачно сказал вор. – Мы же не из сказок герои какие-нибудь. Что теперь головой биться? Я и сейчас ничего лучше придумать не могу, чем мы сделали. Нечего сопли жевать. Я тебя о другом спросить хотел – ты когда последний раз в городе была?
Рыжая глянула с ненавистью. Глаза у нее влажно блестели.
– Что ты пристал? Говорила же – я была в Кануте двадцать весен назад. Или для тебя это такие времена незапамятные, что ты и поверить не можешь?
– При чем здесь времена? Что ты на меня сегодня тявкаешь все время? Я тебя вообще про любой город спрашиваю. И не просто так.
– Еще была в Калатере, – буркнула девушка. – Давно, еще маленькой. Меня отец возил. Тогда мир был.
– Угу. Знаешь, Теа, хочешь на меня тявкать – тявкай, но лучше мне в город одному на разведку сходить. Ты от людей отвыкла, Ныр и не привыкал толком никогда.
– Я тоже никогда не привыкала к людям, – пробурчала рыжая. – Враги они нам были. Я их убивала. И скрывать не буду – десяток ушей отрезала.
Квазимодо хотел спросить, как считались уши – парами или, к примеру, только левые? Но сказал другое:
– Врагов и у меня среди людей хватает. Но не все люди тебе враги только потому, что ты оборотень.
– Все, – без раздумий отозвалась рыжая. – Не врагов у меня среди двуногих нет. Разве что Лягушка да ты, Полумордый.
– Хм… Ну и на том спасибо.
– Полумордый – это не оскорбление, – быстро сказала Теа. – Я просто так думать привыкла. Я не хочу на тебя тявкать. Мне перекинуться нужно. Устала я.
– Так что ж ты не сказала? Остановились бы на пару ночей.
– Вы в город торопитесь.
– Мы?! – изумился вор. – Да это ты нас гонишь, как будто тебе там жалованье задолжали.
– Я говорю – давайте отдохнем. Да кто меня слушается? – возмутился за спиной, оказывается, слышавший весь разговор фуа.
Остановились на берегу мутной, но довольно полноводной реки. На другом берегу простирались пустоши, заросшие вьющейся колючей травой. Еще дальше темнела цепь холмов с темно-рыжими склонами. Теа ускакала на стоящий над рекой холм, Квазимодо следил, как взбирается на откос черный лошадиный силуэт с такой же черной легкой фигуркой всадницы. Фуа, не теряя времени, блаженно залез в реку. Глубина мутного потока не превышала груди, но ныряльщик быстро обнаружил присутствие рыбы. Когда Теа вернулась, на берегу уже прыгали и блестели живым серебром два десятка рыбешек.
– О, ужин будет! – Девчонка спрыгнула с коня. – Там дальше к югу две деревушки. Люди живут. Я дым видела. Полдня пути. Здесь остановимся?
– Самое место, – согласился вор. – Ныр в реке отдыхать будет. А мы ему, так и быть, с уловом управиться поможем.
Рыбу съели мгновенно. Сытый и отяжелевший фуа вытянулся возле мерцающего глубоко в ямке огня и то ли заснул, то ли притворился спящим. Смеркалось. На востоке небо потемнело, затянулось тучами.
– Кажется, гроза будет, – сказал Квазимодо. – Иди, что ли. Что ты ерзаешь?
Теа сидела, обхватив руками колени и уткнув в них курносый нос.
– Мне нужно, понимаешь? – Она словно извинялась.
– Понимаю, что здесь не понять? – удивился вор. – Раз ты лиска, должна обращаться. Что здесь странного?
– Ну, люди находят это гнусным.
– Если считаться с тем, кто из людей что думает, – так придется сразу лечь и помереть. По мне, так быть оборотнем куда лучше, чем полумордым.
– Не знаю, – пробормотала Теа. – Вас, людей, много. Целые города.
– А толку что? Режут друг друга, воюют без конца. Воруют, опять же.
– Тебе нравится быть вором? – прошептала девушка.
– Не очень. Я хотел бы поменять ремесло, да как-то не получается. Морда, видать, обязывает. Или судьба.
– Судьбу можно изменить. А породу нельзя.
– Не знаю. По-моему, у тебя хорошая порода. А про мою морду такого не скажешь. А если морда с судьбой связана, что тогда делать?
– Забыть про морду. Много ты слишком о ней думаешь. – Теа приподняла лицо и понюхала воздух.
– Что? – обеспокоенно спросил вор, поправляя ножны на поясе.
– К утру гроза начнется.
– Так иди. Чего потом мокрой как выдра бегать?
Глаза Теа насмешливо блеснули.
– Думаешь, лиска лучше выдры?
– Хм… А разве нет? Слушай, тебя «лиска» не обижает?
Рыжая пожала плечами:
– Да нет. Странно как-то. Новое слово.
