– Головы! – визгливо крикнул фуа.
Квазимодо отпихнул рыжую в сторону. Ныряльщик широко размахнулся жердью, когда-то служившей подпоркой стропил, и изо всех сил огрел мертвеца. Жердь переломилась, но второго удара не понадобилось. Голова мертвеца лопнула, как гнилой арбуз, и новый труп осел на гору глиняных обломков.
– Вот это удар, – прогундосил Квазимодо, зажимая рот и нос ладонью. Рыжая, повизгивая, стряхивала с себя вонючие брызги.
– Вот был бы у меня багор… – сказал фуа и наконец обратил внимание на то, чем так густо обляпаны его голые ноги. – А мы из этого колодца все время пили… – Ныряльщик стремительно выскочил из развалин.
Торопливо собирая вещи, Квазимодо слышал, как хрюкает и икает в ближайших кустах фуа и как Теа его уговаривает, объясняя, что мертвяк совсем не обязательно вылез из колодца. Вот странное дело – кого от чего воротит. Лягушка аванка ножом режет, в морях на глубине у них кто только не встречается, к затонувшим, набитым покойниками кораблям ныряет без страха, а вот от мертвяка колодезного пробрало его. Да мало ли что оттуда пили? Живот же не возражал. Хотя, конечно, вонища убийственная – вот от нее сдохнуть можно.
Купаться ночью удовольствие малоприятное, но иногда необходимое. Квазимодо и Теа сидели на берегу уже чистые, но порядком замерзшие, Лягушка еще пропадал где-то в темной воде. Лошади спокойно щипали траву. Бежавшие от испоганенного пристанища путники остановились за рекой выше по течению. Квазимодо нарезал толстыми ломтями свежий хлеб. Теа взяла краюху, недоверчиво понюхала.
– Не нравится? – поинтересовался вор, берясь за окорок.
– Пахнет вкусно, но лепешка должна быть тоньше.
– Так это не совсем лепешка. Лепешки в городе тоже есть, но народ предпочитает такой хлеб. Дешевле выходит.
Пришлепал мокрый и мрачный фуа, присел рядом. Квазимодо сунул ему толстый бутерброд, откупорил баклагу.
– Господа разбойники, начинается новая жизнь. Со свининой и пивом.
– Мы не разбойники, – пробурчал фуа, принюхиваясь. – Ты где это взял? Еще и одежду принес. Денег почти не было. Там все так дешево?
– Практически даром отдают, – заверил вор.
– Тебя повесят. И причем действительно бесплатно, – сказал ныряльщик.
– Ты это уже говорил, – напомнил Квазимодо. – Только тогда повесили Глири, а из тебя чуть не выдрали трахею, причем по совершенно не зависящему от тебя поводу. Ты не находишь, что все происходит не совсем по справедливости?
– Это все мир людей, – заявил Ныр и хлебнул из баклаги. – У вас все неправильно. Утопленники ходят, пиво слишком горькое, все врут и воруют.
– С удовольствием побывал бы на твоих островах. Пиво у вас, наверное, такое сладкое, что задница слипается, а народ настолько добрый, что и не подумает продавать всех подряд в чужую армию.
– Я не «все подряд». И вообще отстань и дай лучше мне еще этого мяса, – огрызнулся фуа.
– Да, свинина вкусная, – заметила Теа.
– Я и говорю. – Квазимодо принялся делать дополнительные бутерброды. – В городе, кроме вони и кучи тупого народа, есть свои прелести. Так что слушайте меня внимательно, если по подвалам с решетками не соскучились…
Дождей давно не было, над городом стояла пыль, вонь, и никакие проточные канавы делу не помогали.
Теа слушала ругань во дворе и морщилась – как обычно, ее недовольство выражалось в том, что кончик курносого носа еще больше задирался, а между губ начинала белеть полоска зубов. В общем-то ничего страшного, вполне человеческая гримаса. Никто внимания не обращает. Улыбаться-то по-настоящему на людях рыжая все равно не будет. И предупреждение помнит, да и повода веселиться не находит. Не нравится лиске в городе – это и дураку видно.
Квазимодо подавил вздох и прислушался – во дворе наконец затихли. Постояльцы, смурые после вчерашнего, вывели телегу и отправились к пристани. Хозяин, отведя душу скандалом, вернулся к своим обязанностям.
Трое друзей уже пятый день жили на постоялом дворе «Дух реки». Он находился недалеко от торговых пристаней, пользовался средней популярностью и постоянно имел несколько свободных комнат. Хозяин и прислуга особым любопытством не отличались. Все эти детали вполне устраивали Квазимодо. В соседней комнате жили двое бравни, приехавших продавать воск. На первом этаже вместе с товарищами по барке жил толстенький зеленозубый никс.
[54]
Остальные жильцы «Духа реки» оказались обыкновенным людом, имеющим отношение к речной торговле.
Ни Теа, ни фуа ни у кого подозрения не вызвали. Ныр ходил с забинтованными руками и на все вопросы охотно, хотя и немногословно отвечал, что обварился смолой. При этом он использовал выражения, настойчиво рекомендованные Квазимодо, и любопытствующие оставались в полной уверенности, что белобрысый парень явно из местных и воспитывался в кругах, с которыми даже контрабандистам предпочтительнее поменьше иметь дело.
Теа почти безвылазно сидела в крошечной комнатушке или ухаживала на конюшне за лошадьми. Рыжая не жаловалась, но выглядела угнетенной. Наряд, приобретенный вором на глаз, во время первой городской разведки, девушке совсем не шел – свободная юбка крутилась вокруг узких бедер, кофточка сидела как на пугале. В общем-то Квазимодо и стремился к тому, чтобы рыжая не привлекала внимание, но это получилось уж чересчур хорошо. Экое чучело. Рыжие волосы некрасиво, как ломкая солома, опускались на плечи. К девушке даже мало кто приставал. Мрачное выражение треугольного лица отпугивало даже самых подвыпивших гостей «Духа реки».
Квазимодо уходил рано, приходил в темноте. При взгляде на молчащую как рыба девушку вору становилось грустно. Нужно было ей хоть чуть-чуть получше тряпки купить. По правде говоря, тогда у вора оставалось денег в обрез. Сейчас Квазимодо чувствовал себя гораздо более состоятельным. Фуа уже сходил с ним в лавку и получил новые штаны и вполне приличную рубашку. С сапогами вышло сложнее – Квазимодо пришлось несколько раз ходить на рынок с меркой да потом еще два раза менять не подошедшую широкой ступне ныряльщика пару обуви. В итоге вдоволь наворчавшийся Ныр остался все же доволен.
С Теа так не получилось. Рыжая наотрез отказалась ходить по лавкам. Буркнула, что ей и так хорошо. Ну да – Квазимодо видел, что ей совсем не хорошо. В «Духе реки» девушка даже голову толком вымыть не могла. Вообще-то вор слабо представлял, что нужно женщине для нормальной жизни. Леди Катрин, несмотря на свое полное пренебрежение приличиями, все-таки ежедневно уделяла время своей внешности. О блистательной Блоод и говорить нечего. Ланон-ши обожала повозиться с украшениями и всякими прочими бабскими штучками. Правда, она и без них выглядела сногсшибательно. Видно, порода такая.
Идти пора. Квазимодо посмотрел на ссутулившуюся у окна рыжую. Ножны подгоняет. Заставила продать свой трофейный дорогой кинжал, взамен получила два надежных охотничьих ножа и возится теперь. Шить девчонка умеет, да только все больше сбрую или другую амуницию. Нет, чтобы юбку себе подогнать. Потребовала себе штаны и рубаху, как привыкла у себя в Холмах. Квазимодо купил – со штанами какие трудности? В привычной одежке рыжая выглядела неплохо. Только вот в Кануте бабам так ходить не полагалось. Такой вызывающий вид ни к чему хорошему не приведет. Вот и сидит упрямая девка в душной комнате. Просто глупость какая-то.
