Женька показал удостоверение, расписался на каком-то клочке бумаги. Немца, в широкой свободной куртке-парке, вышвырнули из люльки прямо на дорогу. Фриц пытался сесть, упираясь связанными руками. Левая нога пленного была разута и перетянута пропитавшейся кровью тряпкой.
– Едва взяли, суку, – злобно пояснил старшина. – Он же и одноногий ползает быстрей, чем мы бегаем. А пока ихнюю бронемашину жгли, мы четверых потеряли. Вы когда закончите, в тыл гада не вздумайте отправлять. Наглый, фашистюга…
– Разберемся, – мрачно пообещал Женька.
Мотоциклисты укатили. Женька сунул в карман шинели документы немца и вежливо сказал по-немецки:
– Вставайте, господин штурмман
[20]
. В доме вам будет удобнее.
Пленный покосился из-под рыжеватой челки и пробормотал:
– Я ранен. Вы обязаны отправить меня в госпиталь для военнопленных.
Женька прошелся вокруг сидящего фрица. Да, положеньице. Не тащить же его на себе. Или тащить? Раз прислали, значит, нужен. Но и унижаться нельзя. Потом этого типа допрашивать придется. Что Катерина в таком случае сделала бы? Пристрелила сразу? Нет, у нее в голове прежде всего целесообразность.
– Видите ли, господин штурмман, с такими легкими ранениями у нас не принято отправлять в госпиталь, – мягко сказал Женька. – В крайнем случае в медицинский батальон. Зальют йодом конечность, и все проблемы.
Немец ниже нагнул голову:
– Стреляйте, господин комиссар, и покончим с этим.
– Вы совершенно неправильно меня поняли, – по-прежнему мягко пояснил Земляков. – Мы не звери. В горячке боя бывает всякое, но сейчас… У вас есть неплохой шанс дожить до конца войны. Пуля вот сюда вас устроит? – автоматный ствол уткнулся в колено здоровой ноги немца.
– Башкирский палач! – Немец завозился, пытаясь подняться на ноги. – Фюрер уничтожит даже ваш вонючий дух!
– Несомненно, да вы не расстраивайтесь так. – Женька за шиворот помог пленнику подняться, подтолкнул стволом автомата. – Вперед, господин штурмман. Вам нужно беречь силы.
Немец заковылял к калитке. Женьке невыносимо захотелось отвернуться и пойти в другую сторону. Пусть эсэсовца кто-нибудь другой допрашивает. Или пусть сразу расстреляют. Сразу видно, что этот баварец ничего не скажет. Враг он. Стопроцентный.
Устроить пленного пришлось в чуланчике рядом с кухней. Хозяйка посмотрела с отвращением, но ничего не сказала. В комнатушке было прохладно, пленный сел на ящик, попытался удобнее вытянуть раненую ногу. Губы презрительно поджаты, на младшего большевистского лейтенанта даже не смотрел. Женька тоже старался на гостя не смотреть, сидел на шаткой табуретке, положив автомат на колени. Черт, глупая какая-то ситуация. О чем этого типа спрашивать? О номере части, имени командира батальона? А смысл? И так видно, что этот рыжий из «Тотенкопфа». Скорее всего, из разведывательного подразделения. Зарвались малость, вот и…
– Я требую, чтобы мне обработали рану, – неожиданно громогласно заявил эсэсовец.
– У вас отличная повязка, – заверил Женька. – И вообще вы на зависть здоровый человек. На натуральных баварских колбасках вскормлены? Вы из самого Мюнхена? Или из Вюрцбурга?
– Я не обязан отвечать на ваши вопросы. Требую соблюдения правил цивилизованной войны, – сквозь зубы пробормотал пленный. – Или понятие «гуманность» тебе, гнусный доносчик, неведомо? Коминтерновский выкормыш.
– При случае передам ваши пожелания командованию. Но должен предупредить, что СС как организация признана преступной, следовательно, вы являетесь военным преступником.
– Прекратите эту еврейскую пропаганду, – пленный поморщился. – Вы можете меня пытать и расстрелять, но я приму смерть как истинный германец.
– Ну, это уж как получится, – пробормотал Женька. – Я вам верю, но всякое, знаете ли, бывает.
В комнату заглянул связист:
– Вы младший лейтенант Земляков? Вас к аппарату.
В трубке жутко трещало, Женька едва узнал голос Варварина:
– Мезина вернулась?
– Никак нет, товарищ капитан. Сюда пленного доставили.
– Хорошо. Начинай разговаривать, только без форсирования. Мезину подожди.
– Понял. Говорить я уже начал. На что упор делать?
Капитан помолчал, потом сказал:
– Нам нужны коллеги твоих соседей. Уловил? Только аккуратно. Клиенты у тебя будут крепкие. Осторожность соблюдай. Мезина поможет.
– Так точно. Работаю.
Лейтенант-связист смотрел с любопытством. Женька с ожесточением поскреб затылок под шапкой.
– Вот задачку задали.
– Упрямый фриц?
– Пока не понятно. Пойду беседовать.
В чулане раздавалась возня. Женька распахнул дверь – связист охаживал пленного ногами, немец молча крутился-корчился на полу, прикрывая живот.
– Отставить! – Женька ухватил бойца за плечи. – Спятил, что ли?!
– Да он в меня, гнида, харкнул. Ух, тварь!
– Отставить, говорю! – Женька уже со всей силы отпихнул разъяренного связиста. – Ты, мудак, зачем мне дело портишь? Он нужный, пусть и гнида. Люди под пули лезли, живьем его брали, а ты… В штрафники захотел, идиотина?
* * *
Катерина приехала около трех часов дня. Разболтанная полуторка прогромыхала по улице, с ходу свернула за дом. Трое разведчиков сгрузили двух спеленатых пленных. Катрин, злая и раздерганная, прошла на кухню, поставила у стола самозарядную винтовку и принялась жадно пить воду.
– Как дела, Земляков?
– Допрашиваю одного типа, – Женька вздохнул. – Без особого успеха, если честно. Опыта у меня маловато.
– Сейчас опыт будет, – грозно посулила начальница. – И у тебя, и у этих выродков. Я из вас живо сатириков-говорунов воспитаю. Задорнов позавидует. Только пожрем сначала…
Обедали вместе со связистами и разведчиками. Консервов хватало, мало было хлеба. Хозяйка принесла чугунок с мелким вареным картофелем. Разведчики ели торопливо, рассказывали о немецких налетах – немцы с утра вовсе озверели, пикировщики постоянно висели над головой. Катрин ела молча, сидела в распоясанной гимнастерке, точными резкими движениями штык-ножа вспарывала банки. Встала из-за стола первой:
– Пошли, Земляков, твоих камрадов убалтывать. Товарищи бойцы и командиры, на кухню прошу не лезть, от дела не отвлекать. Чай допейте и проваливайте.
Она вышла, сержант-разведчик приглушенно сказал:
– Суровая девушка. Мы под Дергачами троих фрицев взяли. Одного уже на обратном пути осколком зацепило – кончился фриц. Ох и материлась товарищ младший лейтенант. Я о москвичках раньше как-то иначе думал.
– Она не только материться может, – неловко сказал Женька.
