– У меня поперек лопнули, – Женька на миг выпрямился, глянул на командиршу. – Ты не нервничай, пожалуйста. Я сейчас приноровлюсь. А со штанами потом что-нибудь придумаю.
Катрин смотрела молча. Глаза зеленые мерзлее земли весенней.
День начался хуже некуда. На рассвете загрохотало, сразу на севере и западе. И воздух загудел. Отвратительный был день. «Ривьера сраная», – как выразилась начальница. Нависала бледно-голубая, бесконечно прозрачная прорва неба. Из которой пикировали и пикировали «лаптежники».
Бомбили район городского парка и ипподром. Здесь, ближе к Рашкиной даче, самолеты проходили на высоте, перестраивались для атаки. Вспухали редкие облачка разрывов зенитных снарядов. Силуэты «Ю-87» тянулись на юг, тут же над городом появлялись новые. Грохотало. Женька понимал, что у немцев не может быть столько пикировщиков, – не могут же существовать тысячи этих неуклюжих с виду, неистребимых самолетов. Просто немцы очень организованно работают. Черт, да какая там организация?! Вот они – волна за волной. Бессчетно. Тысячи.
Истребителей сопровождения видно не было. Что-то носилось в вышине, едва слышно стрекотало. Дважды появлялись наши штурмовики. Женька видел звенья ширококрылых машин, проскакивающие над крышами домов. Шли туда же, на север, к Белгородскому шоссе. Игрушечно стучали авиапушки, смутно грохотали бомбы и разрывы «эрэсов».
Еще далеко.
Женька с разведчиком прислонял к борту полуторки пролет дряхлого забора – маскировка фиговая, но при беглом взгляде с улицы машину не заметят. «Т-60» прятался в соседнем дворе, броню загромоздили срубленными ветвями яблонь, – приземистая танкетка казалась еще одним ветхим сарайчиком.
Тень возникла над головой совершенно неожиданно, практически беззвучно – широко распластанные крылья, неряшливо торчащие у пробоин лохмотья дюраля, медленно вращающийся винт. Шуршание воздуха, свист. От плоскостей что-то отрывалось, отваливалось. «Ил-2» промелькнул предсмертной тенью, едва не зацепив трубу домишка, замершего на противоположной стороне переулочка. Через мгновение земля под ногами дрогнула, утробно и сильно громыхнуло. Женька видел сквозь ветви вспухающий дым: самолет рухнул где-то у Пролеткультовского проезда. Поверить невозможно – казалось, тень самолета еще скользит по тесным дворикам. Нет, это клочья дыма колыхались на солнечном диске.
Катрин перепрыгнула через соседский заборчик – зубы стиснуты, почти некрасивая – тоже видела.
– Чего встали? Работаем…
Сейчас Катрин молча сидела на корточках, прижимала к плечу корявый черенок лопаты. Женька пыхтел, выбрасывая наверх землю, часть комьев сыпалась назад, норовя угодить за шиворот.
– Ступеньку сделай – выпрыгивать трудно будет, – пробурчала командирша.
– Да чего, я так вымахну.
– Не тебе роем, – Катрин принялась прихлопывать-трамбовать бруствер. – Связисты до нас, долговязых, еще не доросли.
Женька изобразил приступок-ступеньку, утоптал ногой. Начальница ухватила за ворот, помогла выбраться – шинель затрещала.
Катрин выругалась:
– Сыплется? Вот херня. У меня гимнастерка тоже как кисейная. Давай полы задери, глянем, что с портками.
– Кать, может, я сам как-нибудь? – неуверенно запротестовал Женька.
– Поворачивайся, поворачивайся, не к проктологу пришел. И сними это пальто дурацкое.
Женька со вздохом расстегнул шинель. Имелись подозрения, что штанами процесс разрушения не ограничился. Перенос «импортного» имущества в «кальку» всегда был связан с риском. Ткань разрушалась относительно медленно, но… Нехорошо, если именно теплые кальсоны в первую очередь эффект и поразил.
– Портки на выброс, – констатировала начальница после тщательной оценки повреждений. – Разве что денек еще протянут.
– Кать, а…
– Светишься, но не сильно. Не обмирай – легче воевать будет. Я тебе предлагала бельишко сменить.
– Оно же немецкое было, и не очень…
– Не очень стираное? Земляков, в этом вопросе можно и должно быть беззаветным интернационалистом. Чешешься?
Женька вздохнул. Укусы насекомых терпеть было можно, вот только отчего паразиты о себе напоминали так неожиданно и в самые неуместные моменты?
– Держись, – с неожиданным сочувствием сказала Катерина. – А со шмотками придумаем что-нибудь. Тебе пока нужно строевой вид сохранять.
Женька кивнул. Сама начальница имела вид боевой, подтянутый – в короткой телогрейке, с ремнем, отягощенным подсумками и ножнами со штыком. О командирском звании только облезлые «кубари» в петлицах напоминают. Шаровары на коленях прохудились, но почти у всех военнослужащих форма ободралась – не первую неделю в бою. Наступление, потом оборона…
– Да ничего, я как все, – Женька принялся очищать саперную лопатку от глины. – Что нам еще нужного сделать?
Нервничала начальница, и Женька ее понимал. Батальоны дерутся под бомбежками, сдерживают немцев, капитан работает в штабе, готовит фрицам сюрприз. Вечером начнется. А тут сиди без дела. Катерина уже кусаться готова. Нервная дама всегда опасна, а уж такая, как госпожа Мезина…
– Не ерзай, – пробурчала начальница. – Пошли, обед связистам организуем да штанцы твои подштопаем. С хозяйкой поговорим…
Вареная картошка, толченная с тушенкой, была сытной, горячей, только уничтожали ее в молчании. Связисты переживали – сегодня их день был. Антенну нарастили еще в темноте. Женька помогал с растяжками. Сейчас шестиметровая конструкция пряталась среди ветвей старой груши и стеной дома. Заметить, конечно, можно, но замаскировали, как могли. Лейтенант Костя то и дело ходил к телефону, проверял, есть ли связь со штабом. Все понимали: выход в эфир мощной «глушилки» под боком противника незамеченным не останется. Сколько придется работать? Успеют немцы точное расположение засечь?
Женька мыл котелки. Жир даже теплой водой отмывался плохо. Разведчики сразу ушли на посты. Приблизившиеся разрывы снарядов даже на опытных бойцов действовали угнетающе. Катерина на кухне беседовала с хозяйкой. Спрашивала: есть ли у Натальи Семеновны родственники или знакомые на южной окраине? В общем, намекала прозрачно.
15.40.
Перекресток улицы Фурманова и Люсинского переулка
– Закапываются, суки, – пробурчала Катрин.
Вид со второго этажа открывался не то чтобы роскошный, но вся ложбина вдоль улицы Академика Павлова просматривалась. Край кладбища, дорога – там вспухали редкие облака разрывов. Дымился развернутый поперек проезда бронетранспортер. Дальше горела еще одна машина – издали не понятно, наша или немецкая. Среди кустов на окраине кладбища изредка перебегали фигурки. Должно быть, начальнице в бинокль немцев отлично видно.
Правее замер город. Серые дома в густой завесе дыма. Множество пожаров слилось в одно колышущееся марево, в котором глухо грохотали разрывы снарядов и бомб.
