– С огромным трудом! – юмористически отозвался Поль. – Как правило, аккредитованные журналисты передвигаются на военных вертолетах, но, поскольку в настоящее время американцы уходят из Дананга и Хюэ, вам придется поехать на машине либо воспользоваться местным автобусом. Гэвин усмехнулся. Замысел Дюлле был очевиден. Он собирался отсиживаться в Сайгоне, пока молодой коллега будет выполнять задания в менее спокойных частях страны. Гэвин не возражал. Именно эти территории интересовали его больше всего.
– Идемте, – сказал Дюлле. – Вам надо получить аккредитацию. Без нее никуда не сможете поехать. Нет ли у вас с собой двух фотографий вроде тех, что вклеиваются в паспорт?
Гэвин кивнул, и они вдвоем вышли на улицу, залитую все еще жарким солнцем. Площадь и улица были столь же шумными и переполненными людьми, как и в момент прибытия Гэвина.
Поль повел его в американское пресс-бюро.
– Здесь делаются все заявления американской военной администрации, – сказал он. – Ежедневно в восемь утра они издают трех-четырехстраничный бюллетень, а в пять вечера устраивают полномасштабную пресс-конференцию.
– Пятичасовое варьете? – уточнил Гэвин, вспоминая, о чем ему рассказывали в Париже.
Поль криво усмехнулся.
– А, вы уже слышали? – спросил он. – На время пребывания в Сайгоне на вас возлагается обязанность комментировать их в печати. Если случится что-нибудь важное, не торопитесь мчаться в редакцию. Сообщайте по телефону. В нашей игре каждая секунда на вес золота.
Они вошли в один из бесчисленных кабинетов, и широкоплечий морской пехотинец-артиллерист положил перед Гэвином несколько бланков. Пару минут спустя, передав ему фотографии, Гэвин получил маленькую, запаянную в пластик карточку, которая удостоверяла его принадлежность к журналистскому корпусу и давала право пользоваться американскими средствами воздушного сообщения наравне с офицерами армии США в чине майора.
– Потрясающе! – воскликнул Гэвин, когда они с Полем возвращались к выходу по запутанным коридорам. – Я и не думал, что в одночасье стану майором!
– Не обольщайтесь, – пренебрежительно отозвался Дюлле. – Американцы присваивают это звание всем журналистам – на тот случай, если они попадут в плен к вьетконговцам.
– Зачем? Разве звание майора что-то меняет?
– На мой взгляд, нет, – сухо произнес Поль. – Это делается в расчете на то, что с пленными офицерами будут обращаться с большим уважением, чем с простыми солдатами. Лично я считаю это неразумным – ведь с точки зрения противника офицерское звание подразумевает соответствующую осведомленность, а способы, с помощью которых вьетконговцы развязывают людям языки, вряд ли назовешь цивилизованными. Хуже всего, если бедняге нечего им сообщить.
– Да уж, приятного мало, – согласился Гэвин. – Но мне казалось, что шанс журналиста угодить в лапы противника не слишком велик. Я думал, в плен попадают только пилоты, сбитые во время налетов на Северный Вьетнам.
Поль пожал плечами, как истинный француз.
– Согласен, они рискуют больше других, однако американская разведка располагает данными о том, что в лесах Юминь и районах, граничащих с Южным Вьетнамом, Лаосом и Камбоджей, вьетконговцы держат в плену пехотинцев, которые числятся пропавшими без вести во время наземных операций.
– А где находятся леса Юминь? – с любопытством спросил Гэвин, шагая вслед за Дюлле по короткому переулку, ведущему к Тюдо.
– Это забытая Богом территория в глубине полуострова Камау. Там живут одни лишь змеи да вьетконговцы, и сайгонская армия не решается сунуть туда нос, – ответил Дюлле, приветствуя взмахом руки симпатичную светлокожую девушку, которая окликнула его по имени из проезжавшего мимо автомобиля.
– И вы верите этому? – допытывался заинтригованный Гэвин. – Вы верите, что там действительно находятся пленные?
Поль вновь пожал плечами:
– Кто знает? Точно известно лишь, что в Северном Вьетнаме содержится немало пилотов. Нам сообщили, что в минувшем месяце были сбиты еще двое, и им был присвоен статус военнопленных. Это лейтенант Роберт Пил и майор Лоренс Гарино.
Несколько минут Гэвин молчал. Они с Полем шли по запруженной улице, минуя кафе, столики которых были скрыты от солнца навесами в яркую полоску.
– Это противоречит Женевской конвенции, – сказал он наконец.
Поль повернулся к нему, высоко вскинув брови:
– Черт возьми, а я и не догадывался, что вы не только журналист, но и законник.
– Нет, я не юрист, – с улыбкой отозвался Гэвин. – Но природа наделила меня способностью сохранять в памяти самые неожиданные детали. Девятнадцатая статья Женевской конвенции запрещает держать военнопленных в зонах боевых действий. Насколько я понимаю, джунгли Юминь находятся в самом центре такой зоны, хотя сайгонские войска и не отваживаются туда войти.
– Я вижу, вы приложили немало сил, чтобы разобраться в ситуации, – сказал Поль, вводя Гэвина в кафе, где царило благословенное запустение.
– Самую малость, – ответил Гэвин, с улыбкой вспоминая о долгих часах, что провел с Габриэль и Вань, расспрашивая о Вьетнаме. Он похлопал себя по нагрудному карману и услышал ободряющий хруст бумажки с адресом Нху. Вань настаивала, чтобы он встретился с ее сестрой, как только приедет в Сайгон, и Гэвин обещал выполнить ее просьбу. Однако, к удивлению Гэвина, по прибытии на место его одолели сомнения. Проведя в городе лишь несколько часов, он успел заметить, что контакты европейцев с азиатами практически полностью исчерпываются общением солдат с девушками из баров, а также чистильщиками обуви, таксистами и официантами. Поездка в населенные вьетнамцами кварталы выглядела бы подозрительной и грозила неприятностями самой Нху.
Поль велел принести два бокала пива, и Гэвин с благодарностью кивнул ему. Он решил отложить визит к Нху до возвращения из Хюэ. К тому времени он успеет как следует разобраться в обстановке.
Вечером того же дня он познакомился с остальными работниками пресс-бюро. Лестор Макдермотт, долговязый франко-канадец в очках, был ненамного старше Гэвина, зато американец Джимми Гиддингс, принадлежавший к числу людей, внешность которых не поддается возрасту, трудился на ниве военной журналистики еще до той поры, когда его молодые коллеги появились на свет.
– Основная трудность, с которой газетчик сталкивается на войне вроде нынешней, – заговорил Гиддингс, когда они вчетвером устроились с выпивкой на террасе «Континента-ля», – заключается в том, что львиную долю своего времени он вынужден посвящать официальным сообщениям. Такова уж воля властей предержащих, чтоб им пусто было. Их не интересует чужое мнение, они не допускают ни малейшего отклонения от текста, который публикуют прочие издания.
– Надеюсь, это не касается репортажей из глубинки, непосредственно с места событий? – осведомился Гэвин.
Джимми покачал головой:
– Если ты думаешь отправиться в Хюэ и прислать оттуда отчет о том, что видел собственными глазами, надеясь, что твоя информация без изменений попадет на страницы газет, которые кормятся из наших рук, тебя ждет огромное разочарование. Только самые крупные киты из «Нью-Йорк тайме», «Вашингтон пост» и «Дейли телеграф» могут рассчитывать, что к их творениям отнесутся как к Священному писанию. Нам же, простым смертным, приходится мириться с тем, что наши репортажи выхолащивают и кромсают редакторы, протирающие штаны в кабинетах.
