— О боже! — выдыхает он. — Боже!
— Простите. Я не хотела..
— Да нет… не беспокойтесь. — Он опять выдыхает. — Но я не понимаю. Что вы пытаетесь сказать?
У Джины душа уходит в пятки. Как лучше ответить на этот вопрос?
— Понимаете, — начинает она, — я, конечно, рискую показаться сумасшедшей и, поверьте, меньше всего хочу расстраивать вас и будить тяжелые воспоминания. Просто я вчера разговаривала с человеком, который помнит эту аварию; он помнит, что случилось двадцать пять лет назад. Он полицейский. Он говорит, что, по официальной версии, виновным был признан… — здесь она запинается и обдумывает дальнейшее, — ваш отец. Потому что он якобы выпил, перед тем как сесть за руль. Но что… это было спорно. Он говорит, что вроде бы на определенном этапе выяснилось, что ваш отец был трезвенником. Получалось, пьяным был Фрэнк Болджер. Значит, официальная версия могла быть сфабрикована как прикрытие для спасения репутации Фрэнка… а выгадал от этого Ларри Болджер…
Никто никогда не смотрел на Джину так, как смотрит сейчас Марк Гриффин. В его глазах — чудовищный коктейль неверия, обиды, растерянности и ярости. Он кладет руку на край стола. Наверное, пытается остыть.
— Это безумие, — шепчет он.
— Я не хотела! восклицает Джина. — Извините.
Теперь он смотрит в сторону, куда-то мимо нее; качает головой.
Ей продолжать или уже заткнуться?
— Я не знаю, — продолжает она через секунду: тишина для нее невыносима, — просто мне показалось, что схемы этих двух аварий похожи… выдвигаются обвинения в пьяном вождении, такие грубые и безапелляционные, очевидно, чтобы…
Тут голос ее замирает.
Между этими событиями — двадцать пять лет; они произошли при разных обстоятельствах; привязка к Болджеру в лучшем случае неубедительна, а может, и вовсе случайна. Разве можно назвать это схемой? Джина вдруг видит, что ее теория хромает на обе ноги, и ужасается собственной безответственности: как она могла вывалить этакую чушь на человека, так глубоко переживающего эти события?
— Всю жизнь, — вступает Гриффин снова шепотом и снова глядя в сторону, — с детства и до сегодняшнего дня, я каждую секунду сгорал от стыда и сжимался от ужаса, потому что считал своего отца виновным в смерти четверых людей… в том числе моих сестры и матери. — Теперь он смотрит прямо на Джину: — Это было мое личное чистилище. Я никогда ни с кем не говорил об этом, не обсуждал… но всегда помнил.
Джине дурно. Ей хочется забрать свои слова назад, извиниться. Хочется встать и уйти. Хочется повернуть время вспять.
— И вот теперь, — продолжает Гриффин, — после стольких лет мне вдруг сообщают, что, может, он и не был виноват. Что, может, виноватым был другой. Что даже… в то время этот вопрос считался спорным. Сильно!
Его тон лишает Джину последних остатков решимости. Ведь это всего лишь теория. Надо постараться утихомирить его.
— Марк, — мягко начинает она, — у меня ведь нет никаких доказательств.
Но он, похоже, больше ее не слушает. Она пытается развить мысль, но он резко встает и отпихивает стул.
— Марк, выслушайте меня, прошу…
Он поднимает руку, жестом просит, чтобы она замолчала. В глазах у него слезы.
Он удаляется.
Джина видит, как он проходит мимо окна и исчезает из поля зрения. Ей горько.
3
Нортон смотрит на часы. Скоро двенадцать. Берет со стола пульт, включает телевизор.
Оставляет «Скай-ньюз».
Выключает звук. Проваливается обратно в крутящийся эргономичный стул, оглядывается. Все, этот офис его достал. Он выделил в новом здании целый этаж под «Винтерленд пропертиз». Осталось немного потерпеть, зато потом…
Конечно, если все пойдет по плану. Вокруг полно людей, жаждущих его провала, — людей, твердивших с самого начала, что проект убыточный, что Ричмонд-Плаза будет годами стоять пустая.
Осталось недолго ждать. Посмотрим, чья возьмет.
Нортон опять берет пульт и переключает на Ар-ти-и. В двенадцатичасовых новостях должно быть о пресс-конференции в «Карлтоне».
Пока суд да дело, он просматривает бумаги, связанные с контрактом одного небольшого арендатора Ричмонд-Плазы. У них возникли вопросы по чистой сдаваемой площади: они пока не понимают, что будут, а что не будут арендовать. В два придет их агент — к этому моменту он должен быть во всеоружии.
Через некоторое время он бросает взгляд на экран: начинаются новости. Он включает звук. Первым идет репортаж с пресс-конференции Болджера.
Нортон качает головой.
Неужто в мире не происходит ничего поинтереснее? Где наводнения, где кризисы с заложниками? Где бурное строительство на Ближнем Востоке? Что там со стремительным падением рынка жилья или повышением процентной ставки ЕЦБ?
[44]
Черт возьми, может хоть что-нибудь отвлечь внимание от этого гребаного Ларри Болджера?
Нортон глазам своим не поверил, читая вчерашние газеты. С какой беззастенчивой первобытной жестокостью они накатали некролог живому человеку! Ему, конечно, на Болджера насрать. Просто если так дальше пойдет, если они действительно прикончат Ларри, в могилу тот может сойти не один.
Репортаж переходит из студии в зал пресс-конференции. Министр сидит за столом. Перед ним ряд микрофонов.
— …И я хочу заверить людей, — произносит он, — что моя семья, мои друзья и коллеги полностью принимают мою точку зрения и поддерживают меня. — Он подается вперед, — Видите ли, хочется, чтобы люди понимали, что им скармливают. Ведь это чистой воды охота на ведьм… зловещая попытка подорвать…
В этот момент у Нортона звонит мобильный. Он хватает трубку, смотрит на экран. Номер не определяется. Медлит, потом отвечает:
— Алло.
— Пэдди, это Рэй Салливан.
Нортон прикрывает глаза, издает слабый стон. Потом говорит в трубку:
— Рэй, можешь секунду повисеть?
— Мм… без проблем.
Рука с телефоном опускается и повисает в воздухе. Нортон опять включается в пресс-конференцию.
— …А с другой стороны, результаты, чтобы я, народный избранник, двигаясь вперед, мог бы и дальше продолжать ту работу, на которую меня, еще молодым и честолюбивым юношей, выбрали более двадцати пяти лет назад.
Материал неожиданно обрывается, и картинка возвращается в студию. Нортон выключает звук и прижимает телефон к уху:
— Рэй?
Он боялся этого звонка уже с пятницы.
— Пэдди, что у вас там за чертовщина? Я думал, ты сам позвонишь.
Нортон корчит гримасу:
— Я собирался. Просто решил дождаться, пока все стихнет.
