— Согласно этим расчетам — да.
— И, учитывая потенциальные людские потери и ущерб близлежащей собственности, вы считаете это допустимым уровнем риска?
— Абсолютно. Я совершенно не обеспокоен. — Он переводит дух. — Потому что я не признаю вводных, с которыми он работал. Я не верю, что подобные условия у нас возможны. Но мои соображения не имели бы никакого значения, если бы отчет увидел свет. Восприятие — это все.
— Восприятие?
— Разумеется. Эффектная реплика. Пятидесяти процентная вероятность обрушения. Думаете, кто-нибудь стал бы разбираться дальше?
Джина прижимается затылком к стеклу:
— И это оправдывает убийства? Сроки сдачи, налоговые льготы, гребаный пиар?
Нортон вскидывает руки в раздражении или отчаянии.
— Опять ты с этим бредом! — восклицает он. — Я никого не убивал. За кого ты меня принимаешь? — Он оборачивается к Вогану. — Джимми, послушай…
— Уймись, Пэдди. Мне неинтересно.
— Что?
— Все… я даже не представлял, что такое возможно. Я просто… — Он смотрит на часы. — Я просто хочу успеть на следующий чертов самолет и улететь отсюда.
— А как же…
Воган угрожающе приподнимает руку.
Нортон останавливается. Его отчаяние практически осязаемо.
Пока мужчины молча смотрят друг на друга, Джина что-то проверяет в телефоне. Потом переводит взгляд на Вогана. Указывает на него пистолетом:
— Уходите.
— Что?
— Уходите. Давайте. Пейте лекарства. Бегите на самолет.
Воган уходит. Через пять минут у Джины звонит мобильный.
— Алло?
— Джина? Вы в порядке? — Приятный акцент, мягкий голос, моментально успокаивающая интонация. Кто бы это ни был, он изрядно натренировался тонкому искусству переговоров об освобождении заложников. — Послушайте, может быть, мы…
— Я же сказала. Я буду говорить с Джеки Мерриганом. Лично.
— Да, Джина, мы его искали, и он направляется сюда. Но может быть, чтобы не терять времени…
Она дает отбой.
Нортон нетерпеливо вздыхает.
Она смотрит на него:
— Что такое?
— Ты очень глупая девчонка, ты знаешь это?
— Я не девчонка, Пэдди. А кто тут глупый, мы еще посмотрим.
Поскольку она сидит на корточках за грудой перегородок, обзора у нее никакого. А у Нортона обзор отличный, вот он и пялится по сторонам. В какой-то момент она замечает, что он пытается кому-то дать знак или что-то показать.
— Поворачивайтесь к окну, — командует Джина. — Сейчас же.
Он выполняет.
— Там целая, блин, армия собралась, — докладывает Нортон. — В бронежилетах, с пулеметами и укреплениями.
— Я поняла, но у меня тоже кое-что есть. — Она тыкает пистолет прямо в него. — Один раз я его уже использовала. Использую и второй. Не сомневайтесь.
Нортон молчит. Через некоторое время он интересуется, можно ли ему достать кое-что из кармана.
— Что?
— Таблетки.
— И вы туда же? Валяйте.
Он достает пачку, возится, глотает две, а может, три таблетки.
— От чего они?
— Тебе какое дело?
Она вздыхает:
— Вы правы. Никакого.
И набирает что-то на мобильном.
— Знаешь, Джина, — вдруг произносит Нортон, — я тебе могу одно сказать: для тебя это добром не кончится. — Он откашливается. — Если раньше тебе и доверяли, то теперь можешь забыть об этом. Тебя никто не будет слушать. И если ты думаешь, что отчет — твой козырь, ты ошибаешься. Сейчас они все залягут на дно: Лазар, Баладур, Воган, подрядчики — все. А на первый план выйдут пиарщики-манипуляторы. Если бы отчет пришел от Ноэля, он имел бы вес. Это был его проект. К нему им пришлось бы прислушаться. А теперь все. Теперь его никто не поддержит.
Она поднимает на него глаза:
— И что, никто не признает того, что вы сами признали несколько минут назад?
— Разумеется, нет. Никто и не обязан. Все соответствует нормам и правилам. Доводы, приводимые в отчете, можно стереть в пыль за считаные секунды. Так они и сделают. Потому что никому не захочется, чтобы его ассоциировали с такой историей.
Она пожимает плечами и возвращается к своему мобильнику.
— СМИ тоже не воспримут это серьезно, — продолжает Нортон. Во-первых, они элементарно не поймут. А если ты продолжишь упорствовать в том, что я имею отношение к смерти Ноэля, то даже ойкнуть не успеешь, как я уже пришлепну тебя запретительным судебным приказом. — Он качает головой. — Уж поверь мне. Я прольюсь на тебя вселенским потопом. Ты завязнешь в судебных тяжбах на долгие годы. — Он усмехается. — Хотя какая тебе разница? Ты все равно будешь уже в тюрьме.
Джина не обращает на него внимания.
За спиной раздается слабый, но с каждой секундой усиливающийся гул вертолета.
— Понимаешь, главной фигурой во всем этом станешь ты. Не какой-то там идиотический отчет. Их заинтересует, — он кивает на вертолет, — только чокнутая бабенка, прострелившая ногу бедному невинному ублюдку и взявшая двух заложников. Ты станешь пищей для таблоидов надолго. Они растянут удовольствие на несколько недель. — Он опять усмехается. — Как я уже говорил, все дело в восприятии.
— Господи, Пэдди! — восклицает Джина, не отрываясь от мобильника. — Ты когда-нибудь заткнешься?
Через пятнадцать минут у Джины снова звонит телефон.
— Да?
— Джина, это Джеки Мерриган.
— Где вы?
— Я здесь, у лифта. Хочешь, чтобы я подошел?
— Да, только один.
Опираясь затылком о стекло, она с удовольствием распрямляется и встает. Из-за края перегородок ей видно: к ним медленно приближается Джеки Мерриган. Спецназовцы везде, их море.
Она оглядывается к окну, смотрит, что там внизу. Движение вообще остановилось. По краю мощеной площадки выстроились пожарные машины и полицейские фургоны. Есть еще парочка больших грузовиков — наверное, передвижные студии. Набережная в оба направления перегорожена. За ограждениями собралась приличная толпа.
Вертолет на позиции — отслеживает ситуацию. Периодически подлетает к зданию и кружит прямо над ним. Гул в эти моменты становится просто оглушающим.
Она разворачивается.
Нортон в паре футов от нее — смотрит в пустоту.
Мерриган останавливается перед кучей перегородок:
— Здравствуй, Джина.
Она кивает.
Вроде он. Да. Высокий, сутулый, седой. На нем теплое пальто. Что у него с руками, непонятно. Но ведь он был близким другом Ноэля. Не будет, наверное, вынимать пушку и стрелять.