– Без тебя и мамы? Без вас всех? Ни за что! – вскричала Френсис.
– У тебя огромная семья, дитя мое, – вмешалась мать, – но ты почти никого не знаешь. Правда, я рассказывала вам обо всех, но этого недостаточно. Ты будешь жить вместе с бабушкой в поместье моего брата Чарли. Твои кузины станут тебе подругами. Они так же молоды, как ты. Представь, Фэнси, ты, возможно, попадешь ко двору! А зная мою мать, могу уверить, что в один прекрасный день ты обязательно найдешь мужчину, которого полюбишь, и на этот раз он ответит тебе истинной любовью.
– Никогда! – отрезала Фэнси.
– Надеюсь, у тебя не осталось никаких чувств к Паркеру Рэндолфу? – нервно осведомилась мать.
– Никаких, – глухо откликнулась девушка.
Фортейн не скрыла вздоха облегчения. Сейчас, вспоминая эту сцену, Фэнси Деверс едва не рассмеялась вслух. Нет, она не сохранила страсти к покойному мужу. Но никогда больше не позволит мужчине не то что завладеть, но даже затронуть свое сердце. Мужчинам нельзя доверять, за исключением, разумеется, отца и братьев.
Наконец судно было готово к отплытию. Осыпав родственников поцелуями и облив слезами, Френсис Деверс навсегда попрощалась и с семьей, и с детством. Пересекая Атлантический океан, она всю дорогу рыдала. И вот впереди показались английские берега. Жена капитана, спокойная, добродушная женщина, имевшая двух дочерей, оказалась достаточно мудрой, чтобы окружить Френсис материнской заботой, не предлагая, однако, советов, которых у нее не просили. Зато уговаривала безутешную девушку поесть и много и тепло говорила о леди Жасмин.
Когда корабль наконец бросил якорь в Темзе, девушку уже ждало суденышко поменьше, называемое баркой. Ее спустили с борта «Кардиффской розы II» на палубу барки в веревочной люльке. Френсис поразили элегантная обстановка каюты, скамья, обитая зеленым бархатом, и живые цветы в вазах горного хрусталя по обеим сторонам окна. Френсис разглядела пунцовые розы, ромашки и хрупкие папоротники.
Вещи девушки наконец погрузили на барку, и Фэнси Деверс начала свое путешествие вверх по реке, в Чизуик-на-Стренде, где ей предстояло провести ночь в месте, названном Гринвуд-Хаус.
Стоял прекрасный день начала сентября, и огромный бурливший суматохой, рассеченный Темзой на две половины город стал настоящим откровением для девушки, никогда до этой поры не бывавшей в столице. Она не знала, куда смотреть и чего стоит пугаться. Дверь в каюту была открыта, пропуская прохладный ветерок. Один из гребцов выкрикивал названия достопримечательностей, мимо которых они проплывали.
– Это будет Уайтхолл, мисс! Только короля там нет. Господа любят отдыхать летом в деревне. А вот это – Вестминстерский дворец. Тут – Парламент, где джентльмены-политики вроде как делают много добра для нас, простых людей. А в Тауэре держат изменников, которым потом рубят головы, мисс.
Последнее было сказано с величайшим удовольствием.
Наконец барка ткнулась носом в каменный причал, и гребец бросил швартов подбежавшему слуге. Слуги в ливреях поспешно спустились по зеленому газону к краю воды и помогли Фэнси выйти на берег. Ее вещи уже разгружали. Молодая служанка выскочила из дома и присела перед ней. Серо-голубые глаза весело поблескивали. Пепельно-русые волосы были заправлены под белоснежный чепец.
– Я буду Бесс Трухарт, мистрис. Ваша бабушка послала меня к вам на службу. Завтра утром мы отправляемся в Куинз-Молверн. Пожалуйста, зайдите в дом. Вам, наверное, понадобятся ванна и ужин. И постель, которая не раскачивается каждую минуту, – с улыбкой заключила девушка и снова присела.
Фэнси рассмеялась. Впервые за несколько недель рассмеялась по-настоящему.
– Спасибо, Бесс Трухарт, – кивнула она. – Ты права, я голодна, грязна и устала.
В доме ее тепло приветствовали уже другие слуги, постарше тех, что были во дворе. Все замечали необычайное сходство с прародительницей, чей портрет висел в Большом зале, выходившем окнами на реку. Экономка отвела ее туда, и Фэнси долго стояла перед изображением женщины, протянувшей ей руку. Темные волосы, сливочная кожа, гордая посадка головы... На женщине был роскошный туалет из алого бархата, вышитого жемчугом и золотой нитью. Они действительно были похожи, но Фэнси показалось, что незнакомка куда красивее, чем она.
– Кто это? – спросила она экономку.
– Как кто, мисс? Ваша прапрабабка, Скай О'Малли. Только вот глаза у вас не от нее. От герцогини, вашей бабушки. Никогда больше не видела таких, кроме как у нее и вот теперь у вас. Чистая бирюза.
Наутро Фэнси и ее новая горничная уехали в Куинз-Молверн, находившийся в окрестностях Вустера. Им предстояло пробыть в пути несколько долгих дней. Бесс сообщила, что дядя-герцог снял номера в лучших гостиницах, так что им не придется ни о чем беспокоиться. Вначале осени погода обычно бывала хорошей, дороги – хоть и пыльными, но сухими, так что они не успеют оглянуться, как окажутся дома.
Фэнси откинулась на сиденье, решив последовать совету Бесс, закрыла глаза и стала думать о Мэриленде, своей семье, пыталась забыть случившееся. Но вместе с мыслями о табаке, который вот-вот начнут собирать, о сладковатом запахе сушившихся в сарае листьев, длинных цепочках гусей, появлявшихся над Чесапикским заливом, едва деревья начинали желтеть, в мозгу упрямо возникали воспоминания о Паркере Рэндолфе.
Его называли первым красавцем в колониях, и, что касается внешности, так оно и было. Высокий, стройный, с вьющимися русыми волосами и самыми синими на свете глазами. Улыбка его была чудесна. Смех – заразителен. Манеры – безупречны. Обаяние – неотразимо.
И она поверила, когда он сказал, что любит ее. Фэнси сморгнула слезы.
Но Паркер совсем ее не любил. Душа его была так же черна, как прекрасно лицо. И она слишком поздно узнала это. Слишком поздно, чтобы разорвать помолвку и отказаться выйти замуж. Слишком поздно, чтобы предотвратить скандал, вызванный его смертью. Ее мечты о любви и счастье, которые делили с ней родители, были безжалостно растоптаны. Но ей по крайней мере повезло избавиться от Паркера, прежде чем он причинил боль еще худшую, чем ту, что уже терзала Фэнси. Если бы они только знали о его истинном нраве и повадках его родных до того, как она стала его женой!
Но они ничего не знали. Даже не подозревали. Наоборот, Мэв постоянно твердила о его родстве с виргинскими Рэндолфами. Самые влиятельные из его виргинских кузенов помогли Кайрену Деверсу унять бурю возмущения, слухов и сплетен, разразившуюся в связи со странной кончиной Паркера. Оказавшись лицом к лицу с неприятной истиной и столь же напуганные и ужасавшиеся, как те немногие, кто знал реальные обстоятельства случившегося, они использовали свои многочисленные связи и могущество, чтобы как можно скорее погасить пламя. Правда, как уже сказано, оказалась настолько безобразна, что, стань она известна в обществе, замять скандал не представилось бы возможности.
Поэтому Рэндолфы согласились с Деверсами насчет того, что чем раньше молодая вдова уплывет в Англию, тем быстрее улягутся позорные слухи. С отъездом Френсис Деверс сплетники, возможно, еще до Рождества забудут о ней.
