"Я еще в жизни не была так счастлива, дорогая Розамунда. Счастливее, чем способна была представить Мой муж — лучший и добрейший из всех людей Я всегда буду любить его.
Не могу выразить свою благодарность за твою поддержку и молитвы, дорогая подруга. И не знаю, смогу ли отплатить тебе по достоинству".
* * *
Слезы струились по лицу Розамунды, читавшей письмо.
— Передайте королеве, — сказала она посланнику, — я не требую платы за то, что делала по доброй воле. Для меня большая честь служить ее величеству. И если представится возможность, снова буду рада услужить. Вы передадите ей мои слова? Я не стану писать письмо, ибо его скорее всего прочтет какой-нибудь секретарь, который не подумает вручить пергамент королеве.
— Я все передам, миледи, — поклялся посланник. — Позвольте сказать, мадам, что мне будет не хватать визитов во Фрайарсгейт. Я поистине наслаждался, видя, как растут ваши дочери, пусть их хранит Господь.
Он низко поклонился.
— Благодарю вас, — улыбнулась Розамунда.
— Значит, всему конец, — тихо заметил Оуэн, когда они этой ночью лежали в постели. — Генрих, которому я служил, умер и похоронен. Молодой король совершил благородный поступок, женившись на принцессе Екатерине.
Теперь остается ждать наследников.
— Кстати, о наследнике, — промурлыкала Розамунда. — Нам давно пора снова попробовать сделать сына, милорд.
Она игриво прикусила мочку его уха.
— Но Бесси всего лишь год, — отбивался он. — Это слишком скоро.
— Мне уже двадцать, — напомнила она. — Давай родим сына или двух и на этом успокоимся. Ребенок появится не раньше следующего года, а к тому времени Бесси исполнится два. Так что времени достаточно. Или ты больше не хочешь меня?
— Вы становитесь ужасной сладострастницей, мадам, — заметил он.
— Но как же еще возбудить твою страсть? — прошептала Розамунда и, к удивлению мужа, оседлала его. — Если мужчина может быть сверху, то почему не женщина? — объявила она, глядя в его изумленное лицо.
Немного подумав, Оуэн стал ласкать ее округлые груди.
— Вряд ли у меня найдутся возражения против этого, — задумчиво протянул он, потирая большими пальцами ее соски, Она блаженно прикрыла глаза. Восхитительные ощущения неизменно охватывали ее, когда он прикасался к ее грудям. Розамунда слегка подвинулась.
— Я помню, как говорила тебе, что мы должны сделать что-то иное, если хотим зачать сына. А вдруг это нам поможет!
Она нагнулась и припала к его губам.
— Ты будешь моим жеребцом, а я — твоей наездницей.
Ее новые дерзкие повадки невероятно возбуждали Оуэна. Он и не думал, что его сладкая Розамунда способна на такое. Она никогда не отказывала мужу в постели и наслаждалась его ласками, но сама редко отвечала ему тем же.
Он почувствовал, как плоть его поразительно быстро отвердела. Оуэн на секунду закрыл глаза, упиваясь ощущениями, потирая ее любовный бугорок и обнаружив, что он уже увлажнен похотью, рассмеялся, крепче сжал ее талию и опустил на себя. И застонал, когда ее тугое тепло приняло его.
Его меч так легко скользнул в ее ножны, что Розамунда охнула и обвела языком пересохшие губы. Она уперлась обеими руками ему в живот, откинулась назад, бесстыдно изнывая от желания, сжала его бедрами и начала двигаться, сначала медленно, потом, по мере того как возбуждение нарастало, все быстрее, пока из горла не стали вырываться тихие крики удовольствия.
Неожиданно Оуэн громко застонал, и она ощутила, как его семя исторгается в ее жаждущее тело. Она упала на его широкую грудь, отчего-то измученная и готовая заплакать.
Они наконец зачали сына! Она это знала!
Его руки обвились вокруг ее плеч.
— Ну и дерзкая ты девчонка, Розамунда, моя красавица жена. Я люблю тебя!
— Знаю, — ответила она. — Ну разве не счастье, что я тоже люблю тебя, мой Оуэн?
Он почувствовал, как ее слезы падают ему на грудь, и улыбнулся. Не важно, родит ли она ему сына. Ему хватает и того, что они рядом. Его сладкая роза. Его истинная любовь. Она так и уснула на нем, и он осторожно перекатил ее на перину, натянул одеяло и, по-прежнему улыбаясь, продолжал смотреть на жену. Как она прекрасна! Недаром принц так старался соблазнить ее столько лет назад. Честно говоря, он и сам не прочь был обольстить Розамунду, но, как истинный рыцарь, не мог совершить столь бесчестный поступок. Благодаря доброте шотландской королевы и ее бабушки он получил свою дорогую Розамунду и за это всегда будет им благодарен.
К августу Розамунда уверилась, что снова ждет ребенка, но на этот раз все было по-другому. Она не могла выносить резких запахов, особенно запаха жареного мяса: ее тут же начинало тошнить.
Но утренняя болезнь закончилась так же внезапно, как началась, только живот Розамунды рос не по дням, а по часам, не то что с девочками. На этот раз она была уверена, что носит сына, которого решила назвать Хью, в честь своего второго мужа.
— Генри вряд ли будет доволен, если постоянное напоминание будет у него перед глазами, — хмыкнул как-то Эдмунд, когда они сидели в зале и слушали завывание февральского ветра. Поленья в очаге громко потрескивали.
— Но не могу же я назвать своего сына Генри, — заметила Розамунда, потянувшись к засахаренному розовому лепестку.
— Тебе нужно приготовить имя и для девочки, — вставила Мейбл.
— Это не девочка, — твердо ответила Розамунда.
— Что Бог даст, — возразила Мейбл. — Выбери на всякий случай имя для девочки.
— Родится Хью, — неумолимо повторила Розамунда.
Роды начались через несколько дней.
— Слишком рано! — вскричала она. — О-о-о, слишком рано!
Она упала на колени, сжимая обеими руками живот, раздираемая резкой болью.
Оуэн подхватил жену и прижал к себе. Слуги побежали за родильным стулом. Отошли воды, промочив их обоих, но Оуэн не отпустил жену и тихо утешал ее, когда схватка оказывалась особенно сильной. Увлажнял ее губы смоченной в вине салфеткой. Целовал лоб и вытирал выступившие на нем капли пота. А Розамунда горько плакала, ибо хотя инстинктивно знала, что родит сына, что-то подсказывало ей: она потеряет его еще до того, как узнает. Сердце ее разрывалось от горя, и все же она не была готова к тому, что из ее лона в потоке кровавой жидкости выскользнет идеально сформированное тельце с пуповиной, туго обмотанной вокруг его шеи. Крохотное личико и конечности были зловеще синеватого цвета. Ни звука не вылетело из его горлышка, и Мейбл, не вытирая струившихся по лицу слез, устало покачала головой.
— Он мертв, бедный малыш, — объявила она и, пытаясь успокоить воспитанницу, добавила:
— Но ты выживешь, дорогая девочка, и принесешь Фрайарсгейту другого наследника.
— Позволь мне увидеть его, — прошептала Розамунда. — Увидеть моего Хью.
