— А-а… — Лица Толяна коснулась улыбка узнавания. —
Точно. Никита. Теперь узнал. А ты что здесь делаешь?
— А ты?
— Работаю… У дамы под крылом, — Толян понизил
голос.
— А что, прошлая работа…
— Прошлая работа едва боком не вылезла… Но теперь — ни-ни…
Никакого баловства, — Толян благоговейно закатил глаза. — У нее не
забалуешь…
— Оставил прежние занятия?
— Не… Но только в свободное от работы время…
После того как меня прошлая хозяйка попалила, царствие ей
небесное… Теперь — ни-ни… Тем более с нынешней…
— Строга? — Никита подмигнул охраннику.
— А-а, — Толян только рукой махнул. — А ты к
ней?
— Да. Она меня ждет. Назначила… Слушай, а что здесь шеф
делает? Они… они знакомы?
— Не мое дело, — неожиданно нахмурился
Толян. — Да и не твое тоже, я думаю… Меньше знаешь — крепче спишь. Так что
лучше по стеночке… От греха… А то еще неизвестно, на кого напорешься…
— Ладно… А куда идти-то? По стеночке?
— Видишь центральную лестницу? — Толян вытянул
прямо перед собой лопатообразную длань. — Поднимаешься по ней на второй
этаж, по коридору налево, до конца. Сразу упрешься в дверь. Ясно?
— Чего уж не понять, — прогнусил Никита.
Широко разрекламированная охранником дверь вела в небольшой
коридорчик, стены которого были выкрашены казенной «морской волной»; верхняя их
часть была забрана в матовые стекла, легко пропускающие звук. Это был тот самый
звук, который Никита смутно ожидал услышать.
Звук собачьего боя.
Казалось, стены слегка раскачиваются от глухого хрипа и
азартных возгласов; казалось, их просто распирает от жаркого напряжения. И,
постояв секунду перед еще одной дверью, Никита толкнул ее. И оказался в
помещении, отдаленно напоминающем спортзал. Вернее, это и был спортзал,
переоборудованный теперь под площадку для собачьих боев. От Никиты ее отделяла
теперь живая, потная и возбужденная человеческая масса. Человек девяносто —
сто, никак не меньше.
В центре зала возвышалась грубо сколоченная арена, больше
напоминающая квадратный ящик и крытая брезентом. Размер ее был невелик — что-то
около четырех метров или чуть поменьше. По самому центру ямы проходила
очерченная белой краской диагональ. Именно по ней сейчас и катался живой
клубок, подбадриваемый гулом человеческих голосов. В яме, кроме собак,
находилось двое парней с полотенцами через плечо.
В другое время это зрелище впечатлило бы Никиту, но сейчас
ему явно было не до схватки мохнатого кавказца с ротвейлером. Он искал Джанго и
наконец нашел ее — в самом дальнем углу, восхитительно спокойную, восхитительно
нейтральную, восхитительно, пугающе красивую. Несколько минут Никита простоял,
не в силах отвести взгляда от лица Джанго Происходящее по-настоящему увлекало
ее, в нем было нечто большее, чем банальные выкрики зрителей, чем банальные
подбадривания и подначивания, чем банальные ставки на тотализаторе. А когда
кавказец одолел-таки обрюзгшего, отяжелевшего от боя ротвейлера и на загривке
пса показалась кровь, — лицо Джанго потемнело, а рот приоткрылся, Она
по-детски была увлечена боем, она желала проигравшему смерти, никак не иначе. И
эта детская жестокость, детская преданность крови была так нестерпима, что
Никита даже зажмурился. А когда открыл глаза — откровения смерти на лице
девушки перестали быть актуальными собак благополучно растащили.
Человек средних лет, стоящий у самого края ямы с
секундомером в руках, дал отмашку. Похоже, что бой был закончен.
Самое время подойти.
И Никита подошел. И встал за спиной Джанго. И набрал полные
легкие воздуха — только для того, чтобы шепнуть фразу, которую репетировал от
самого Питера. Вернее, не фразу — слово. Вернее, не слово — имя.
Одно-единственное имя.
— Дина.
Ничего не произошло. Ровным счетом ничего: позвонки на шее
девушки не сдвинулись ни на миллиметр, волосы так и остались безмятежными, она
даже не повернула головы — неужели выстрел оказался холостым?.
— Как ты меня нашел? — негромко спросила она.
И неизвестно, к чему это относилось: к прошлому или к
настоящему, к «Дине» или «Джанго».
— Твой парень… твой парень сказал мне об этом..
— Да. Я должна была догадаться… на него иногда находят
просветления. Но в общем, это к лучшему…
— Ты полагаешь?
— А ты нет?
Неожиданно у Никиты возникло странное ощущение, что они
барахтаются в липкой тине подтекстов, что они говорят подстрочником… Всего лишь
подстрочником — и хорошо понимают друг друга.
— А ты нет? Ты ведь хотел посмотреть собачьи бои?
— Хотел.
— Ну и как?
— Я мало что видел… Но в общем… Ты ведь знала ее.
— Кого?
— Мариночку. Ты ведь знала ее, правда? Казалось, прошла
целая вечность прежде, чем Джанго ответила.
— Знала. Это что-то меняет?
— Нет. Ничего…
— Пойдем отсюда… — все так же не оборачиваясь, она
нашла его руку. Пальцы Джанго были холодными… Нет, они были прохладными, такими
же прохладными, как и ее чертов cool джаз.
— Уже? — удивился Никита.
— Смотреть больше не на что. Ты на машине?
— Да.
— Подождешь меня?
— Конечно…
Они с Джанго расстались у лестницы: девушка направилась в
противоположное крыло комплекса, а Никита спустился вниз, дружелюбно кивнул
охраннику и, выйдя на улицу, закурил. Сигарета отдавала травой, почему-то —
болотным осотом. Острые узкие стебли — именно так. Джанго пронзила его сердце
узкими острыми стеблями, сразу в нескольких местах, и сопротивляться этому было
бесполезно. Бесполезно и не нужно. Чтобы ни случилось…
Додумать Никита не успел: появилась Джанго. Не одна — с
Рико.
— Поедем ко мне? — самым будничным голосом
спросила она.
— А… твой парень?
— Он не помешает… На моей машине, если не возражаешь…
Рико ненавидит чужие тачки, он тебе ее просто разнесет, в щепы…
Рико, почувствовав, что говорят о нем, зевнул, обнажив
острые клыки: такой и вправду в щепы разнесет. И не только тачку.
— А? — Никита бросил взгляд в сторону «девятки», и
Джанго перехватила его.
— Не волнуйся, утром я тебя заброшу, здесь с ней ничего
не случится. Мы ведь не в Питер поедем…
— А куда?
— Здесь недалеко, в Сярьгах. У меня небольшой дом, не
бог весть что, конечно, но есть камин и вино. Ты не возражаешь?
Как он мог возражать?
