Теперь я совсем другая, теперь я коротко стриженная, теперь
я темноволосая… Вот только глаза остались светлыми, но и этот недостаток можно
будет со временем исправить. Стоит только озаботиться этим по-настоящему. Но
этим я займусь не сейчас, потом. Потом…
Денег у меня достаточно для того, чтобы целый день сидеть в
этой закусочной на углу Санта Каталины, с рюмахой «гаранча бланка» (чертову
«Риоху» я теперь и в рот не возьму!); и для того, чтобы повизжать на
аттракционах в Порт-Авентура, и чтобы наконец-то увидеть корриду, увидеть
десятки коррид… И для того, чтобы выправить новый паспорт тоже. Мой новый
парень Педро пообещал свести меня с нужными людьми. С ним я познакомилась в «Пипе…»,
он совсем неплохо загонял шары в лузу, совсем неплохо. Я положила руку ему на
зиппер через две минуты после знакомства, чего же еще ожидать от пьяной в
матину русской девки? Трах с Педро потрясающ, настолько потрясающ, что я не
могу удержаться от парочки ругательств, когда кончаю. А после курю с Педро одну
сигарету и думаю: как хорошо, что я теперь Динка.
Динка, а не Рысенок.
Рысенку было бы трудно привыкнуть к мужчинам. К их собачьим
шерстяным языкам, к их жестким пальцам, к их жестким членам. Да и ко всему
остальному тоже. Рысенок просто сложил бы лапки и умер. Вместе со всеми, в
испанском доме. Но Динка — Динка выкрутится, вылезет, опасность лишь раздувает
ей ноздри, заставляет блестеть глаза. Но самое главное — колоться она
перестала.
Черт, черт, черт… Не она — я.
Ведь я теперь Динка.
Той, старой, Динки теперь больше нет. Но ведь она все равно
не осталась бы со мной… Она не осталась бы с Рысенком. Никогда, никогда, она
сама сказала мне об этом, в неясном свете начинающегося дня, перед тем как
заснуть. Она сама сказала мне об этом, рассеянно целуя меня в затылок. Она ушла
бы в любом случае, рано или поздно, — но разве Рысенок мог допустить
такое? Остаться одному… Остаться одному после вишневого, черешневого,
земляничного вихря? Вихря, который пронесся по всему моему телу, смял его, как
сминают в пальцах лепестки жимолости, «honeysuckle rose», вот как это звучало
бы в переводе на саксофон Ангела… Этот вихрь вышиб все двери, вынес все стекла,
вычистил все затхлые трусливые углы…
* * *
В ту нашу единственную ночь он так прочно застрял у меня на
губах, он так долго не хотел уходить, что я решила присвоить его. Чтоб уже
никогда не расставаться с Динкой. С Динкой, которая никому и никогда не
принадлежала полностью. Не могла принадлежать.
По определению.
Но мне так хотелось, чтобы она принадлежала… А для этого
нужно было только одно: стать ей. Стать ей — только и всего.
Хорошо, что в дурацком пистолете остался один патрон.
Хорошо. А застрелить спящую Динку не составило особого труда. После всего, что
произошло с нами, — ничто не составит особого труда. Трудно стать
сумасшедшим, если до этого ты был абсолютно нормален, но если с ходу
перемахнуть это досадное обстоятельство, — уже ничто не составит особого
труда.
Поджечь дом, например. В нем полно старой мебели, которая
отлично горит. А вместе с ней сгорит и то, что осталось от Ленчика, от Динки,
от меня…
А потом выпустить из клеток собак, взять Рико и бестиарий и
покинуть Ронду Литорал навсегда.
Чтобы, уже будучи Динкой, спустя пару недель встретить эту
девчонку на углу Сайта Каталины. Светловолосую, светлоглазую, совсем не похожую
на испанку. А похожую на меня, когда я еще не стала Динкой. Вот хрень, она и
вправду на меня похожа, как похожи все блондинистые глупые овцы… Впрочем, овцой
она вовсе не выглядит. Она забавная, действительно забавная: джинсы, порванные
на коленях, вылинявшая ковбойка, старенькая замшевая куртка и ботинки без
шнурков на босу ногу. Я наблюдаю за ней уже час, я сама видела, как она
запустила руку в сумку сидящей за соседним столиком скандинавки. Шведки или
норвежки, на юге их всегда выдают приклеившиеся к щекам красные пятна. Шведская
сумка беспечно висела на спинке стула, и девчонка так же беспечно запустила
туда руку. Ловко у нее получилось, нечего сказать. Наверное, точно так же
получилось бы и у меня, если бы мне нужны были деньги. Но мне не нужны деньги,
Ленчиков бумажник с кредитками надолго избавил меня от этого, надолго. А у
девчонки и правда ловкие пальцы, ими можно только восхищаться. Я бы и не
заметила ее маневра, если бы не наблюдала за ней. Но я заметила, — и она
заметила, что я заметила. И подмигнула мне, и даже улыбнулась. И я улыбнулась
ей в ответ. Так мы и сидели довольно долго, улыбаясь друг другу. Может, это и
есть приглашение к путешествию… Почему бы не подойти к ней и не познакомиться…
А вдруг… Ведь может же такое случиться… Вдруг она окажется русской?
То-то смеху будет, две русские девчонки в Барсе.
Белая и черная. Я наконец-то отрываюсь от девчонки и
поворачиваю голову к окну. Там, за стеклом, на углу Санта Каталины, сидит Рико.
Он терпеливо ждет меня, вывалив малиновый язык.
Собака с малиновым языком и две девочки — белая и черная.
Белая и черная, что скажешь, Рико? Звучит, как начало романа, не правда ли?
Белая и черная…
