— И что за письмо?
— Оно было на испанском… Теперь Динка поднимает правую
бровь, а потом — обе вместе.
— Ну, ты уж совсем с катушек спрыгнула от воздержания…
Нужно было позволить Ангелу тебя трахнуть… Ну что за чушь ты несешь? Ты же
прекрасно знаешь, что Ленчик не рубит фишку в языках…
— Я тоже… Я тоже так думала.. Пока не прочла это
чертово письмо… от Ленчика… на испанском…
— И как же ты могла его прочесть? Ты ведь тоже не
знаешь испанского… Как твой тварский Ленчик… Ты вообще на него похожа… Господи,
у меня такое ощущение, что я никогда от тебя не избавлюсь… Так и буду тащить
тебя по жизни, как мешок с дерьмом… Тебя и этого подонка… Он все время будет
болтаться за спиной…
— Подожди… Письмо и вправду было на испанском. Но я его
перевела. Со словарем…
— Ну? И где же этот исторический перевод?
— У меня…
— Хочешь мне его показать, что ли?.. Мне как-то без
разницы… Но если хочешь, валяй…
Я с трудом удерживаюсь, чтобы не попросить Динку закрыть
глаза. Ведь перевод спрятан в бестиарии, и для того, чтобы его достать, нужно
залезть под кушетку и вытащить «De bestiis et aliis rebus». А мне бы не
хотелось, чтобы Динка видела фолиант, я очень ревниво отношусь к этому… очень
ревниво… Наконец я выбираю самый нейтральный вариант: опускаюсь на колени перед
кушеткой, просовываю руки в темноту и начинаю шуршать пергаментными страницами.
— Ты что это там делаешь? — удивляется Динка.
— Сейчас, сейчас…
Я знаю каждую страницу на ощупь, я могу пройтись по
бестиарию с закрытыми глазами, я никогда не ошибусь, никогда… Я знаю, как
увернуться от пантеры и как приструнить единорога, как обвести вокруг пальца
мантикору, не очень приятное существо, нужно сказать: с головой человека, телом
льва и хвостом скорпиона… А зубы в три ряда, а глаза, налитые кровью… Зрелище
не для слабонервных, семейный портрет отцов-основателей «Таис», если уж быть
совсем честной…
Наконец я нахожу листок, как водится, в «Сциталисе» — и
вытягиваю его наружу. Он пахнет благородным 1287 годом… Черт…
— Вот.
— Что это?
— Мой перевод письма.
Динка больше не слушает меня, она углубляется в изучение,
она шевелит губами, рассматривает письмо — долго, слишком долго. Очевидно,
прочтя до конца, она снова вернулась в начало. Или во всем виноват мой почерк?
Мой перетрусивший почерк?
— Что это за срань? — наконец не выдерживает
она. — Ты с ума сошла?
— Я? Я думаю, это он. Ленчик.
Если честно, я совсем не уверена, что Ленчик сумасшедший,
хотя покойная Виксан иначе, чем сумасшедшим, его не называла. Я совсем не
уверена, что Ленчик сумасшедший, напротив, я считаю, что его посетила
совершенно гениальная идея.
Самая гениальная за последние два года. За исключением
раскрутки «Таис». Но «Таис» — она переживет, тут и к гадалке ходить не надо…
— Черт…
Динка все еще не может оторваться от текста.
— Хочешь сказать, что это правда?
— Я просто перевела… Просто перевела. Вот и все…
— Чушь. Ты не знаешь испанского… Ты не могла перевести…
Ты меня накалываешь… Разводишь, как малолетку… Дрянь. Сучка!
Этого и следовало ожидать: Динка дает мне звонкую пощечину…
Звонкую пощечину, после которой почему-то сладко ноет щека и сладко ноет
сердце. Что-то новенькое… Почему, почему мои губы так не ныли от губ
Пабло-Иманола? Почему?..
— Я перевела…
— И ты хочешь, чтобы я в это поверила?
— Я не знаю… Я просто хотела тебе показать…
— Показала… Что дальше?
Действительно, что дальше? Но я это сделала, я показала…
Теперь не у одной меня будет болеть голова. Так что мы квиты, Диночка.
— А где оригинал? — закусив губу, спрашивает
Динка.
— Я же говорю… Я его грохнула… Письмо.
— Ага… Грохнула, а текст запомнила слово в слово. Не
парь мне мозги!..
— Я переписала. На листке…
— Давай листок.
С замусоленным обрывком счета дело обстоит проще: он всегда
со мной, в заднем кармане джинсов, слегка потершийся на сгибах от моих
бесконечных раздумий.
Динка кладет оба листка перед собой и принимается сверять их
содержание.
— Ну? — Я не могу сдержать нетерпения.
— Вроде все верно… Блин… Что это такое? Объясни мне,
что это такое… Объясни!
Конечно же, она имеет в виду текст. Текст, который я изучила
вдоль и поперек, почти так же хорошо, как и бестиарий, даже намного лучше.
Текст, в понимании которого я продвинулась гораздо .дальше, чем Динка. Это
только на первый взгляд он кажется чудовищным. Но в нем заложен достаточно
глубокий смысл. И шикарный ход. И удивительная по красоте подсказка.
Нужно только принять ее и свыкнуться с ней.
А Ленчик и вправду гениален…
"Ангел, дорогой мой!
Куда ты пропал, я не могу с тобой связаться. Надеюсь, все в
порядке. Сегодня я ее закончил, поставил последнюю точку. Это не убийство, это
всего лишь самоубийство двух сумасшедших, никто ничего не заподозрит. Главное —
доза. Не мне тебя учить. Хотя с Р. придется повозиться. Предсмертную записку я
привезу. Убийца — они сами. Перезвоню тебе на Риера Альта, не позднее 12,
сообщу рейс. Л."
— Ну, и что это такое? — Динка впивается в меня
глазами. — Что это такое?..
— Ты хочешь, чтобы я объяснила?
— Нет, хочу, чтобы ты мне тут слабала краковяк, мать
твою!..
— Объяснить?
Объяснение есть, совершенно невероятное, бессмысленное,
чудовищное. Я еще не произносила его вслух и не знаю, как оно будет выглядеть,
когда я наконец произнесу его. Но если произнесу…
Пути назад не будет.
— Ангел — это Ангел, — потухшим голосом начинаю я.
— Не держи меня за дуру!.. Динка не смотрит мне в
глаза. Она вертит в руках оба листка, разглаживает их, цепляется пальцами за их
края, как цепляются за край пропасти. Мне даже начинает казаться, что она не
слышит меня. Не хочет слышать.
— Ангел — это Ангел… — упрямо повторяю я. — Его
дорогой… Твой дорогой… Пабло-Иманол Нуньес.
— Пошла ты…
— Ты будешь слушать или нет?
— Я слушаю. — Динка берет себя в руки и даже
стягивает с меня старый плед и накрывает им колени.
Что ж, она права. Такие вещи лучше слушать одетым. А если не
одетым — то, во всяком случае, не голым, как в морге… Попасть в — морг мы еще
успеем…
