— И вы верите в вуду? — спросила Настя.
— А вы нет? После того, что увидели?
— И все-таки вам лучше показаться врачам.
Ответить Быков не успел — где-то в глубине мастерской
раздалась трель звонка. Протяжная и настойчивая. Так мог звонить человек,
который пришел требовать свое. Уж не Марина ли решила заявиться, чтобы
проверить, как прошел сеанс иглотерапии? Нет, конечно же, в вудуизм Настя не
верила, но… С тем, что ненависть Марины материальна, она была готова
согласиться.
— Кажется, к вам кто-то пришел, Дмитрий, —
осторожно сказала Настя.
— Откройте, если вам не трудно.
— А если это ваша жена?
— Ну что вы! — Эта мысль показалась Быкову такой
забавной, что он даже позволил себе улыбнуться. — Моя гремучая змея
приползет сюда только после того, как смерть Дмитрия Быкова будет
засвидетельствована тремя инстанциями. Как минимум. Запротоколирована и увенчана
тремя печатями. Как минимум. Ей нужно время, чтобы поверить своему счастью.
Черт, они будут ненавидеть друг друга, даже лежа в соседних
гробах! Даже жарясь на соседних сковородках в аду!..
— Откройте, — снова попросил Быков, и Настя
отправилась к выходу.
…На вид ему было лет тридцать. Он стоял, широко расставив
ноги, обутые в точно такие же, как у Насти, “гриндеры”. И куртка у него была
точно такая. И штаны. И волосы. И загар.
Да-а…
"Может быть, мы были сиамскими близнецами? —
подумала Настя между двумя ударами сердца. — Родились со сросшимися
затылками, а потом нас разделили, разорвали кожу кухонным ножом, —
подумала Настя между двумя ударами сердца. — Почему мама скрывала? —
подумала Настя между двумя ударами сердца. — Почему не он муж Марины? Если
бы он был мужем Марины, все восемь пунктов инструкции были выполнены сами
собой, — подумала Настя между двумя ударами сердца. — Но ведь это
страшный грех — желать брата… И вдвойне страшный — желать
брата-близнеца, — подумала Настя между двумя ударами сердца. — Быть
может, все это оттого, что я избавилась от обручального кольца, разорвала его
магический круг? И в него, как волны, хлынули искушения, — подумала Настя
между двумя ударами сердца. — Кажется, я съела всю помаду с губ… Сожрала
самым беззастенчивым образом”, — подумала Настя между двумя ударами
сердца.
Сердце посетителя билось, очевидно, гораздо быстрее
Настиного. Он осмотрел ее с головы до ног и понимающе улыбнулся.
"Это совсем не то… Я здесь, потому что…” — хотела
сказать она. И не сказала. Да и зачем ей говорить, если Он сам будет говорить
за двоих… И решать за двоих. Всю оставшуюся жизнь.
— У вас кровь на ноге. — У незнакомого близнеца
оказался низкий и довольно приятный голос. — Вы видели?
— Да… То есть — нет…
С трудом оторвавшись от бледной шевелюры гостя, Настя
скосила глаза на собственные, вызывающе голые ступни. Из щиколотки левой ноги
сочилась кровь. Очевидно, она порезалась, когда прыгала вокруг Быкова.
— Вам нужно ее перевязать, — посоветовал
незнакомец и тотчас же перешел к делу:
— Митька дома?
— Да… Он там… У себя…
— Я пройду?
— Я не знаю. — О господи, разве она может
сопротивляться ему? — Да, конечно.
Парень двинулся к японской перегородке. Он ни разу не
оглянулся. Насти для него не существовало. Ну хорошо, пусть так. Ты еще
пожалеешь… В конце концов, не ты меня сюда приглашал, и я имею право вернуться
и налить себе вина. И даже укутаться в одну из драпировок. Пришедший в себя
Быков меня не остановит, ведь с сегодняшнего вечера я официально вступила в
должность музы. Или — преемницы музы, как ему будет угодно.
Настя уже собиралась войти, когда ее остановили тихие голоса
Быкова и его гостя. Было похоже, что они очень недовольны друг другом.
Солировал блондин.
— …я заплатил, и я хочу получить свою вещь.
— Слушай, Кирилл. Я уже объяснял тебе. Ты же видишь,
что случилось. К тому же я плохо соображаю сейчас. У меня опять это началось.
Наверняка что-то не в порядке с головой…
— У тебя всегда было не в порядке с головой.
— Черт бы тебя побрал! Можешь завернуть в бумагу каждый
осколок и вывезти их хоть сейчас к чертовой матери… Вещи нет. Она разбилась.
Форс-мажорные обстоятельства.
— Мне плевать на твои форс-мажорные
обстоятельства. — Блондин не повышал голоса, и это выглядело откровенной
угрозой. Прямой и явной.
— Я сейчас верну тебе твои деньги.
— Мне не нужны деньги. Мне нужна вещь.
— Ее нет.
— Мне нужна вещь.
— Выбирай любую лампу. Их здесь четыреста пятьдесят.
Можешь забрать две. Плюс все твои деньги. Это даже больше чем справедливость.
Это безумие с моей стороны… Но, черт с тобой, у меня сейчас нет настроения
ругаться и выяснять отношения.
— Мне нужна вещь.
— Забирай три. Забирай уровские… Не глядя. Я отвернусь…
Я отчалю в гальюн на время. Я ничего тебе не скажу, что бы ты ни взял.
— Ты не понял. Мне нужна именно эта вещь.
Слушать это дальше было невыносимо. Настя вернулась к двери,
сунула ноги в ботинки и принялась медленно их зашнуровывать.
Блондин разочаровал Настю.
Он оказался слишком нудным и слишком привязанным к разбитой
лампе. К Мицуко, если уж быть совсем честной. Интересно, знает ли блондин
Мицуко настоящую? Наверняка знает, если не хочет смириться с потерей даже ее
бледной стеклянной копии.
В любом случае ей здесь больше нечего делать.
…Настя тихонько прикрыла за собой дверь и через две минуты
уже была на улице.
Накрапывал мелкий нудный дождик — такой же нудный, как и
быковский гость, окна дома горели издевательски-уютным светом, и к тому же
только теперь у нее заболела нога.
Кирилл.
Она вспомнила. Быков обращался к своему приятелю именно так
— Кирилл. Вот оно — подтверждение ее шальной мысли о близнецах. В раннем
детстве их разлучили, Кирилл пропал, исчез из Вознесенского. Был увезен
цыганами. Был увезен бродячим цирком. Был увезен косматыми рыбаками на немодной
теперь фелюге. А потом родился еще один мальчик. И его назвали Кириллом — в
честь того, первого… Но почему мама ничего не рассказала ей о брате?..
Чушь. Бред. Вздор.
Он не может быть ее братом, потому что… Настя присела на
забрызганную листвой скамейку и запустила пальцы под ремень. Давай договаривай!
Он не может быть твоим братом, потому что в этом случае у
тебя нет шансов.
Чушь. Бред. Вздор.
У тебя нет шансов в любом случае…
* * *
