Затем уселся за этот самый стол и начал вскрывать конверты.
Среди всего прочего здесь были счета по квартплате, а также письмо из строительной компании, сообщающей, что они по соглашению с банком перестали списывать стоимость проданных товаров со счета покупателя, поскольку не получили в прошлом месяце причитающегося им процента по закладной Геба. Это напомнило мне о фитнес-клубе, которому задолжал Геб, из-за чего они потребовали вернуть ключи от шкафчика, поскольку банк опять же отказался списывать деньги со счета должника. «Интересно, сколько еще заведений поступили так же?» – подумал я.
Претензий к Гебу было полно, но больше всего меня беспокоили не квартирные счета, хотя и это было достаточно неприятно, но нескончаемый поток претензий и требований со стороны двадцати двух компаний, выдавших Гебу кредитные карты. Примерно половина из них прислали повторные уведомления, и балансы за прошлый месяц просто зашкаливали, при этом со счетов продолжали снимать деньги.
Стало быть, американцы по-прежнему делали ставки и проигрывали. Но как я мог остановить все это, не зная, кто они такие?
«Должен настать момент, – подумал я, – когда деньги на счетах кончатся, кредитные карты исчерпают свой лимит. Тогда все это прекратится, вот только какой ценой?»
С телефона Геба я позвонил в строительную компанию и спросил, на каком основании они перестали списывать стоимость проданных товаров со счета покупателя. Они выразили свои сожаления о смерти мистера Ковака, но это еще вовсе не означало, что долги его перестанут накапливаться. Ведь дом его под залогом. Смерть – событие, разумеется, весьма прискорбное, и залог является средством как-то облегчить жизнь должника, но только живого, а не после его смерти.
Затем я позвонил в эксплуатационную компанию и попытался договориться, чтоб в квартире Геба отключили газ, электричество и телефон. Я совершил ошибку, сказав им, что являюсь не Гебом Коваком – он скончался, – а всего лишь его доверенным лицом. Они тут же потребовали представить все документы, доказывающие, что я действую от имени мистера Ковака, да и в любом случае, прежде чем говорить об отключении, следует оплатить все счета. На что я возразил, что, если не стану платить, они все равно отключат. Но это не подействовало.
Я собрал все уведомления по кредитным картам, еще кое-какие бумаги, положил их в большой белый конверт, который нашел в столе у Геба. Очевидно, что мне нужен нотариус, чтоб добиться утверждения завещания, только тогда я смогу хоть как-то действовать дальше. По крайней мере, смогу аннулировать кредитные карты, хотя, наверное, прежде придется оплатить долги по ним. Квартиру следует продать, и если вырученных денег хватит на покрытие долгов перед строительной компанией, их вряд ли будет достаточно, чтоб выкупить залоговую и расплатиться по всем остальным счетам. Возможно, мне придется объявить о банкротстве.
Так что наследство я получил еще то.
Я знал, что Патрик живет в Вейбридже. Знал, поскольку мы с Клаудией несколько раз приезжали к нему на обед, а в прошлом году летнюю вечеринку в честь основания фирмы проводили у него в большом саду.
Я также знал, что добирается он от дома до работы следующим образом. Жена довозит его на машине до станции «Вейбридж», после чего он садится на поезд до Ватерлоо, там сходит, спускается в метро, а затем в тесноте и давке едет по линии Ватерлоо-Банк. Все в конторе знали это, поскольку Патрик хоть и не слишком громко, но все же возмущался работой общественного транспорта по утрам или манерой вождения жены, благодаря которой порой опаздывал на работу.
Очевидно, что и поездка обратно, до дома, пройдет тем же образом и маршрутом, и я планировал присоединиться к нему на одном из отрезков этого пути.
Из конторы он выходил обычно где-то между шестью и половиной седьмого, но я был на «Ватерлоо» уже в пять, вдруг он появится раньше? И даже несмотря на это, едва с ним не разминулся.
Основная проблема заключалась в том, что отсюда до Вейбриджа отправлялось минимум шесть поездов в час, и отходили они от разных платформ, которых здесь было девятнадцать.
Я ждал его в главном вестибюле вокзала, напротив целого ряда эскалаторов, которые поднимались снизу, от станции метро. В вечерние часы пик два или три эскалатора работали на подъем, и с них, а также с лестниц, расположенных параллельно, валили в вестибюль толпы пассажиров, спешивших далее к своим поездам.
Примерно к половине седьмого в глазах моих так рябило от усталости, от сотен и тысяч лиц, в которые я всматривался, что мозгу понадобилось несколько долгих секунд на то, чтоб осознать наконец, что я вижу знакомое лицо. Оно мелькнуло и почти тотчас же снова затерялось в толпе.
Я бросился следом, стараясь увидеть его снова, и одновременно поглядывал на табло, где указывалось, когда и с какой платформы отправляется поезд на Вейбридж.
Одного мужчину я преследовал через весь вестибюль до платформы и, лишь когда он свернул к ларьку с едой, с запозданием понял, что это не Патрик.
Черт!.. Потерял несколько драгоценных минут.
Я развернулся и снова уставился на табло.
Через две минуты с платформы под номером 13 отправлялся поезд на Бейсингсток, через Вейбридж. Я готов был побиться об заклад, что Патрик поедет именно им. И припустил бегом через всю станцию, сунул билет в щель серого турникета и выбежал на платформу.
В поезд я успел вскочить буквально за секунду до того, как закрылись двери. Однако я не предвидел, что в вагоне будет такая толчея, в проходах стояло больше людей, чем сидело. И вот поезд отошел от станции «Ватерлоо», и я с извинениями стал проталкиваться в соседний вагон, а потом – и в следующий.
И вот наконец, вызвав раздражение у доброй половины пассажиров и думая о том, что Патрик, должно быть, поехал каким-то другим поездом, я вдруг увидел его в относительно пустой секции вагона первого класса. Он даже не поднял глаз, продолжал читать газету, когда я, открыв застекленную дверь, прошел и уселся на свободное место рядом с ним.
– Привет, Патрик, – сказал я.
Если он и удивился, увидев меня, то виду не показал.
– Привет, Николас, – спокойно ответил он, складывая газету. – А я все думал и гадал, когда же ты появишься.
– Да, – кивнул я. – Прошу прощения за беспокойство, но я должен был поговорить с тобой так, чтоб Грегори не слышал и не знал.
– О чем? – спросил он.
– О полковнике Джолионе Робертсе, – произнес я тихо, чтоб не услышали другие пассажиры.
Он приподнял брови.
– И что же?
– Полковник говорил со мной две недели назад на скачках в Челтенхеме и еще один раз в Сэндауне, в субботу на прошлой неделе.
– А тебе известно, что он умер? – спросил Патрик.
– Да, – ответил я. – Известно. Это ужасно. Я ведь говорил с тобой сразу после похорон.
– Ну да, конечно, – сказал Патрик. – У него были какие-то проблемы с сердцем.
