Мы с Клаудией решили не возвращаться в ложу на трибунах, а остаться и наблюдать за скачками с этого места. Все подробности действа можно видеть и на огромном экране телевизора, и нам не хотелось промокнуть, снова спускаясь к парадному кругу – это в том случае, если лошадь Джен победит. К тому же у меня не было ни малейшего желания встречаться и говорить с Мартином Гиффордом, который наверняка поднимется в ложу к владельцу, чтоб вместе с ним наблюдать за скачкой.
Но тут я, к сожалению, просчитался.
Мартин Гиффорд подошел и встал под навесом рядом со мной, смотреть за скачками по телевизору.
– Привет, Фокси, – сказал он. – О чем призадумался? – Он вполне оправился, а скорее всего, напрочь забыл о нашей перепалке в Сэндауне. – Жуткий выдался денек.
– Да уж, – согласился с ним я.
– А я удивился, увидев тебя здесь, – продолжил он. – Сам бы ни за что не пришел, если б не бежала эта моя чертова лошадка. Пытался отговорить владельца, но тот уперся и ни в какую. Считает, она победит. Я тоже думаю, у нее все шансы.
Какой из этого можно было сделать вывод? Мартин Гиффорд, как правило, говорил, что у его лошадей нет никаких шансов, а они выигрывали. Я усвоил это еще со дня нашей последней встречи в Челтенхеме, когда обе его лошади победили, хотя он сказал мне, что этому не бывать. Может, тут обратный случай? Может, его лошадка – типичный лузер? Но не все ли мне равно? Лично я на нее ставить не собирался.
Я снова посмотрел в карточку со списком. Там против клички каждой лошади был выставлен ее рейтинг, позволяющий хоть как-то сориентироваться игрокам. Чем выше рейтинг, тем лучше должна быть лошадь, тем больше у нее шансов победить, но, разумеется, оправдывалось это далеко не всегда. Рейтинг у лошади Мартина был достаточно высок, особенно если сравнивать со скромным уровнем других участников. Так что, вполне возможно, он говорит правду. Я поднял глаза на табло с расценками ставок – похоже, что зрители придерживались того же мнения. Лошадь шла явным фаворитом.
И вот мы стали смотреть по телевизору, как в дальнем конце беговой дорожки лошади медленно снялись со старта. За время скачки им предстояло описать два полных круга, общая дистанция составляла три с половиной мили; похоже, никто из участников не был готов к таким тяжелым погодным условиям, и все пятнадцать лошадей пустились в галоп, только достигнув первой изгороди.
– Ну, давай же ты, шевелись, придурок! – крикнул стоявший рядом Мартин, подбадривая свою лошадь. – Мне позарез нужна его победа. Может, тогда чертов хозяин выплатит хотя бы часть зарплаты.
Я обернулся к нему. Возможно, Мартин хотя бы на сей раз окажется мне полезен.
– Он что, из тех, кто любит задерживать зарплату? – спросил я.
– Вот именно! – ответил Мартин, не отрывая глаз от экрана. – Но задерживать – не то слово. Вообще не в силах расстаться с денежками. Я даже угрожал подать апелляцию в «Уэзербис», чтоб распорядились передать мне часть его лошадей в качестве оплаты. Да он мне целое состояние задолжал!
Компания «Уэзербис» администрировала все британские скачки, через нее также велась регистрация лошадей, пребывающих в частном владении.
– А сколько всего у него лошадей? – спросил я.
– Слишком много, – ответил Мартин. – Всего вроде бы двенадцать, и, слава богу, я тренирую лишь половину из них. Это если считать всех, которыми он владеет вместе с братом. Вот уже несколько месяцев не платит мне ни пенни. Прямо не знаю, что и делать. Уже отчаялся.
– Но в конце все свои деньги ты наверняка получишь.
– Не факт, – ответил он. – Шеннингтон клянется и божится, что денег у него нет. Говорит, что он почти банкрот.
«Интересные новости, – подумал я. – Семейный трастовый фонд Робертсов легко расстался с пятью миллионами фунтов, инвестировал в болгарский проект, а главный распорядитель фонда не может выплатить зарплату своему тренеру, говорит, что разорен.
А денег, чтоб арендовать большую частную ложу, у него хватило? Как-то не вяжется такое поведение с человеком, которого по судам должны затаскать из-за банкротства. Нет, наверное, он просто хочет сохранить хорошую мину при плохой игре, продемонстрировать свою респектабельность и платежеспособность. Возможно, среди гостей в ложе есть его кредиторы. Возможно, именно поэтому он не пригласил туда Мартина смотреть на скачки».
– Но у лорда Шеннингтона, должно быть, куча денег, – заметил я.
– Как видно, нет, – сказал Мартин. – Похоже, его папаша, старый граф, крепко вцепился в семейный кошелек и не отпускает. А те деньги, что были у Шеннингтона, он потерял.
– Потерял?
– Проиграл, – ответил Мартин. – Играл в азартные игры, делал ставки на лошадей и в казино. Пристрастился и не мог остановиться.
– А ты-то откуда все это знаешь? – скептически спросил я.
– Да Шеннингтон сам мне говорил. Ну, тем и оправдывался, что не может мне заплатить.
– Так какого хрена ты продолжаешь заниматься его лошадьми? – спросил я. – Кстати, он внес вступительные взносы на эти скачки?
– Конечно, нет, – ответил он. – Я сам заплатил.
– С ума сошел! – воскликнул я.
– Он обещал мне все призовые в случае победы.
Мы снова уставились на экран, лошади пронеслись мимо главной трибуны в первый раз. День выдался такой сумрачный, что даже яркие ветровки жокеев было трудно рассмотреть, а потому невозможно определить, чья где лошадь. Но одно было ясно – шли они плотно и скакать им еще осталось долго. Иными словами, шанс выиграть призовые оставался у всех. «Хотя, – подумал я, – не так уж и велик этот выигрыш, несколько тысяч фунтов – самое большее». Я снова заглянул в карточку. Приз победителю составлял чуть больше четырех тысяч, и месячный заработок тренера шести лошадей по крайней мере вдвое превышал эту сумму. Так что даже в случае победы Мартин вряд ли получит все, что задолжал ему Шеннингтон. И это еще при условии, что Шеннингтон сдержит свое обещание, в чем лично я сомневался.
Ко времени, когда скакуны пронеслись мимо трибуны во второй раз, их число сократилось до двенадцати – вначале было пятнадцать. И эта дюжина шла уже не так плотно, но растянулась больше чем на двести метров. И если в прошлый раз идентифицировать их было трудно, то на этот раз – просто невозможно, потому как каждый пролетающий мимо телекамеры наездник был спереди заляпан коричневой грязью. Лишь когда лошади завернули на последний круг, можно было, хоть и с трудом, отличить одного жокея от другого благодаря цветным рисункам на спинах ветровок.
Лошади Мартина и Джен по-прежнему были в лидирующей группе, хотя выглядели довольно измотанными и еле перебирали копытами. Достигнув самой высокой точки, они свернули влево и устремились вниз с холма к финишной прямой. Три с половиной мили – это очень и очень длинная дистанция, особенно в такую погоду.
Случилось то, чего так боялась Джен: молодой жокей, сидевшей на ее лошадке, слишком рано взял на себя инициативу. Даже на экране было видно, что кобыла вовсе не в восторге от того, что бежит впереди всей группы. И вот она начала спотыкаться и пошатываться из стороны в сторону, а затем, перед последним препятствием, едва не остановилась вовсе. Она, возможно, вообще бы не стала прыгать, если б ее не подстегнула другая лошадь, промчавшаяся мимо галопом. Только тогда кобыла поднапряглась и взяла препятствие, едва не задев брюхом изгородь. Да и обогнавшая ее лошадка не выказывала особого желания выиграть скачку.
