– И негигиенично, – поддержал его Павлинов. – Запах и все такое… Моя жена носила это ожерелье из перстней в доказательство своей неотразимости. А я ношу его в назидание другим желающим позабавиться с ней!
– А… где она?
– Я запер ее в башне на вершине неприступного утеса, – глубокомысленно изрек Павлинов. – Туда даже горный орел не долетит. Пусть посидит, подумает о своем поведении.
– Вы пощадили ее? – встрепенулась Глория.
«Врача из нее не получилось, и актриса она неважная, – подумал Лавров. – Ее реплики наигранны и фальшивы».
– Я люблю свою жену, – объяснил Павлинов. – Мы вместе уже…
Он начал загибать пальцы, потом махнул рукой и потянулся за тортом.
Санта, который будто воды в рот набрал, услужливо подал ему большой кусок. Глория, поджав губы, наблюдала за всеми троими. Одного Санту, казалось, не смущал Павлинов. Лавров, явно шокированный, сидел истуканом и моргал.
Пестро одетый господин разговорился. Очевидно, он не только проголодался, но и соскучился по хорошей компании.
– Вероятно, вы слышали о царе Шахрияре и его распутной жене Зобеиде, – продолжал он. – Она устраивала оргии в серале!
[13]
После того как царь застал ее на ложе с рабом, он хотел убить ее. Но не смог! Любовь… Сердце его дрогнуло, и Зобеида назло мужу сама зарезалась. Прямо у него на глазах. Бедный Шахрияр чуть не потерял рассудок. Он поделился горем со своим братом. Но у того жена оказалась сущей бестией, еще более похотливой и развратной, чем Зобеида. Приди братья ко мне, я бы показал им это ожерелье…
– И они бы утешились? – усмехнулся Лавров.
– Всегда приятно видеть, что кому-то еще хуже, чем тебе…
Начальник охраны задумался над сей философской сентенцией.
– Царю и его брату не повезло, – вздохнул Павлинов. – С тех пор Шахрияр каждую ночь брал себе новую жену-девственницу, а на рассвете следующего дня казнил. Он приказывал удушить ее, чтобы та не успела ему изменить. Если бы не Шехерезада, в стране истребили бы всех красивых девственниц. Для правителя выбирали лучших. Шехерезада была дочерью визиря – юная и прелестная, она сама вызвалась стать очередной женой и рискнуть жизнью ради спасения остальных девушек. Дочь визиря рассказывала мужу забавные истории, останавливаясь перед рассветом на самом интересном месте… и царь откладывал ее казнь со дня на день, желая услышать продолжение. Пока не одумался.
– Об этом написано в сказках…
– Тысяча и одна ночь прошла, прежде чем к Шахрияру вернулось здравомыслие, – подтвердил Павлинов.
«Дешевый приемчик, – отметил про себя Лавров. – Пересказывать сказки. За кого меня принимают?»
– Пока существуют луна и звезды, одни люди будут рассказывать, а другие – слушать, – заключил Павлинов. – Хотите, я поведаю вам, как…
– Чуть позже! – взмолился Лавров. – У меня дело к хозяйке дома.
– Простите, Иннокентий, – вмешалась Глория. – Я оставлю вас на полчасика? Нам нужно обсудить кое-что…
* * *
– Я привез отчет, – сообщил начальник охраны, едва они уединились в восточной комнате.
– Хорошо, давай…
– Я следил за Олениным, правда, совсем немного. Колбин просто достал! Трезвонит каждый час, вызывает меня в офис.
– А ты что?
– Не беру трубку. Вчера он грозился выгнать меня. Даже подготовил приказ о моем увольнении. Но потом передумал. Я ему заявил, что при таком исходе ты обещала взять меня личным охранником в дом. Он сразу перестал ругаться и спрятал приказ в ящик стола. Сказал, что дает мне шанс исправиться. Если он тебя спросит…
– Я поняла. Буду тебе поддакивать, – улыбнулась Глория.
– Так вот… Оленин ведет себя по меньшей мере странно. Хотя думаю, он напуган, этим и обусловлено его поведение. Он ездит на работу в такси и таскает с собой большую дорожную сумку.
– Каждый раз?
– Я видел его с сумкой два раза, утром и вечером. У меня нет возможности следовать за ним повсюду. И так чудом время выкраиваю. Ценой нервов.
– У него есть машина?
– Конечно есть. Стоит в гараже. Доктор ее не берет. Наверное, с таксистом ему спокойнее.
– Сумка тяжелая?
Лавров хмыкнул и пожал плечами.
– Черт его знает. Наверное. Потому что оба раза ее нес водитель. Похоже, Оленин просит его подниматься в квартиру. Боится нападения.
– Ты выяснил, кто его избил?
– Кажется, да. Прочитаешь в отчете… Насчет Карташина с Моховым тоже.
– Кто такой Мохов?
– Приятель Карташина. Оказывается, он встречался с убитой Мариной Стешко, бывшей ассистенткой доктора. Там не все чисто. Мохов мог сам убить девушку, а теперь мстит Оленину за то, что Марина была в него влюблена… или между ними что-то намечалось.
– Тогда бы Оленин ее не увольнял.
– Скорее наоборот. Уволил, чтобы не грешить на работе. А Мохов не простил. В общем, старо как мир. Ревность, обида, зависть и прочий джентльменский набор.
– Запоздалая месть…
– В чужую душу не влезешь. Мохов парень ушлый, решил выждать, пока стихнет шумиха с расследованием, опера снимут наблюдение. Он не дурак за решетку попадать. Убил сначала изменницу, потом наказал ее хахаля. Одно меня смущает. К пропавшей Серковой он не имеет отношения. Так же, как и Карташин.
– Ты с ним познакомился?
– Да. Теперь они с Моховым – товарищи по несчастью. У Карташина возникла похожая ситуация. Он следит то ли за своей Симой, то ли за доктором – толком не поймешь. Но если пойдет по стопам Мохова, то отмаз у него уже готов. Маньяк убивает очередную жертву, а друзья-приятели как бы ни при чем. Стрелки переведут на Оленина – тем более он уже был под подозрением.
Глория пыталась собрать воедино все, что касалось Оленина и Симы, но натыкалась на «Танец семи вуалей». Он не вписывался в общую картину. Выбивался из логического ряда. Следовательно, именно в нем кроется разгадка.
– Сказка ложь, да в ней намек… – вспомнила она пушкинскую строчку.
– Ты о чем? О Шехерезаде, что ли? – по-своему понял ее Лавров. – Дескать, обманутый повелитель убивает девственниц после первой ночи? И кто это? Оленин? Извини, но он на царя никак не тянет.
– Почему же? В своей области Юрий Павлович занимает высокую ступень.
– Но не царский трон!
– Согласна…
– Может, поговорить с ним начистоту?
– Рано…
– Кабы поздно не оказалось.
– Ты проследи за ним. Тщательно.
– А Колбин? Он же меня поедом ест.
– С ним я разберусь. В крайнем случае пойдешь ко мне личным охранником, – засмеялась Глория. – Хуже тебе не будет.
