— Мы только что взломали квартиру Роберта, которой, по-видимому, пользовался Юн, — ответил Харри. — И обнаружили окровавленную постель.
— Этого я не знала, — сказала Мартина, похоже с неподдельным изумлением.
— Знаю, что не знала, — кивнул Харри. — Судмедэкспертиза сравнила кровь. Иначе говоря, все ясно. И я совершенно уверен, к каким выводам они пришли.
— Юн? — выдохнула она.
— Нет. А ты, верно, на это надеялась?
— Почему ты так решил?
— Потому что изнасиловал тебя Юн.
В комнате повисла глухая тишина. Харри затаил дыхание и слышал, как она судорожно вдохнула и, прежде чем воздух наполнил легкие, снова выдохнула.
— Отчего ты так думаешь? — спросила она с едва заметной дрожью в голосе.
— Ты ведь сказала, что случилось это в Эстгоре, а насильников, что ни говори, не так уж много. Юн Карлсен — один из них. Кровь в постели Роберта принадлежит девушке по имени София Михолеч. Вчера вечером она пришла в Робертову квартиру по приказу Юна. Квартиру она открыла ключом, который в свое время получила от Роберта, своего лучшего друга. Юн изнасиловал ее, а потом избил. Она рассказала, что такое случалось.
— Случалось?
— По словам Софии, Юн впервые изнасиловал ее прошлым летом. В квартире Михолечей, когда родителей не было дома. Он явился туда под предлогом осмотра помещений. Такого рода инспекция входит в его обязанности. И именно он решает, за кем останутся квартиры.
— По-твоему, он ей угрожал?
Харри кивнул:
— Он сказал, что семью вышвырнут из квартиры и вышлют из страны, если София откажется выполнять его приказы и держать язык за зубами. Что счастье и несчастье Михолечей в его руках. И зависит от ее покорности. Бедная девочка не видела иного выхода и подчинилась. Но, когда поняла, что беременна, ей понадобилась помощь. Понадобился друг, которому можно довериться, старший друг, который, не задавая вопросов, сумеет организовать ей аборт.
— Роберт… — сказала Мартина. — Боже мой, она пошла к Роберту.
— Да. И хотя она не назвала имени, он явно понял, что это Юн. Я тоже так думаю. Ведь Роберт знал, что Юн и раньше насильничал, верно?
Мартина не ответила. Она свернулась калачиком на диване, подобрала ноги, руками обхватила голые плечи, словно озябла или хотела спрятаться внутри себя.
Наконец она заговорила, но так тихо, что Харри слышал тиканье мёллеровских часов.
— Мне было четырнадцать. Когда он это делал, я думала, что если сосредоточусь на звездах, то увижу их сквозь крышу.
Харри слушал, как она рассказывала про жаркий летний день в Эстгоре, про игру с Робертом, про злой взгляд Юна, потемневший от ревности. И как дверь уборной открылась и на пороге стоял Юн со складным ножом брата. Насилие и боль затем, когда она лежала там и плакала, а он ушел в дом. И недоумение, что птицы тотчас снова запели.
— Но хуже всего было не само насилие. — От слез голос Мартины звучал глухо, но глаза оставались сухими. — Хуже всего было, что Юн знал. Знал, что я и без угроз буду молчать. Что никогда не проговорюсь. Знал, что я знаю: если даже я предъявлю изорванную одежду и мне поверят, все равно причина и вина останутся под сомнением. Вдобавок речь шла о лояльности. Неужели именно я, дочь командира, втяну наших родителей и всю Армию в катастрофический скандал? И все эти годы, когда я видела Юна, он смотрел на меня, как бы говоря: «Я знаю. Знаю, как ты дрожала от страха, а потом плакала, тихо, чтоб никто не слышал. Я знаю и вижу каждый день твою молчаливую трусость». — Первая слезинка сбежала по ее щеке. — Вот за что я так его ненавижу. Не за то, что он меня изнасиловал, это я бы еще смогла простить. А за то, что он все время показывал мне, что знает.
Харри сходил на кухню, оторвал от рулона бумажное полотенце, вернулся в комнату, сел рядом с Мартиной.
— Не испорти макияж. — Он протянул ей полотенце. — Премьер-министр и все такое.
Она осторожно промокнула глаза.
— Станкич был в Эстгоре, — сказал Харри. — Ты отвезла его туда?
— О чем ты говоришь?
— Он был там.
— С чего ты взял?
— Запах.
— Запах?
Харри кивнул.
— Сладкий, парфюмерный запах. Первый раз я учуял его, когда открыл Станкичу дверь Юновой квартиры. Второй — в Приюте, в его комнате. И третий — когда сегодня утром проснулся в Эстгоре. Запах въелся в шерстяное одеяло. — Он смотрел Мартине прямо в глаза. — Где Станкич, Мартина?
Она встала.
— Думаю, тебе пора идти.
— Сперва ответь.
— Я не обязана отвечать, потому что ничего не сделала.
Мартина была уже у выхода из комнаты, Харри догнал ее, заступил дорогу, взял девушку за плечи:
— Мартина…
— Мне надо успеть на концерт.
— Он убил одного из ближайших моих друзей, Мартина.
Лицо ее было замкнутым, жестким, когда она сказала:
— Наверно, не стоило становиться у него на пути.
Харри опустил руки, будто обжегся.
— Ты не можешь позволить ему вот так просто убить Юна Карлсена. Как насчет прощения? Вроде бы у вас принято прощать?
— Ты веришь, что люди могут измениться, — сказала Мартина. — А я не верю. И не знаю, где Станкич.
Харри посторонился, она прошла в ванную и заперлась там. А он так и стоял.
— И ты ошибаешься насчет того, как у нас принято, — громко послышалось из ванной. — Речь не о прощении. Мы такие же, как все. Речь о спасении, верно?
Несмотря на мороз, Рикард вышел из машины и стоял прислонясь к капоту. Харри мимоходом кивнул ему, но ответа не получил.
Глава 32
Вторник, 22 декабря. Исход
На часах уже половина седьмого, но в убойном отделе кипит работа.
Улу Ли Харри застал возле факса. Бросил взгляд на поступающее сообщение. Отправлено из Интерпола.
— Что происходит, Ула?
— Гуннар Хаген обзвонил всех и вызвал в отдел. Здесь поголовно все. Будем брать этого, который убил Халворсена.
В голосе Ли сквозила решимость, которая, как Харри подсказала интуиция, отражала настроение, царившее этим вечером на седьмом этаже.
Харри прошел к Скарре. Тот стоял у стола и быстро, громко говорил в телефон:
— Мы можем устроить тебе и твоим ребятам большие неприятности, очень большие, Аффе. Если ты не поможешь и не пошлешь своих на улицу, то мигом окажешься на первом месте в нашем разыскном списке. Ясно? Итак, хорват, среднего роста…
— Волосы светлые, собраны в хвостик, — сказал Харри.
Скарре поднял голову, кивнул начальнику.
