— Мы пока побудем тут, — сказал Харри. — Ты установил время убийства?
— Сразу после семи.
Харри посмотрел на часы.
— Почти час назад. Почему никто не позвонил мне раньше?
— Не знаю. Комиссар позвонил мне около половины восьмого. Я подумал, что к моему приходу ты будешь здесь…
— Значит, ты позвонил мне по собственной инициативе?
— Так ведь ты вроде инспектор.
— Вроде, — буркнул Харри, бросил сигарету в снег. Она провалилась в пушистую порошу и исчезла.
— Скоро все технические следы окажутся под полуметровым слоем снега, — сказал Халворсен. — Типичная история.
— Нет тут никаких технических следов, — сказал Харри.
К ним подошла Беата со снежинками в светлых волосах. Между пальцами у нее был пластиковый пакетик с пустой гильзой.
— Ошибочка! — победоносно улыбнулся Халворсен.
— Девять миллиметров. — Беата состроила гримаску. — Самая что ни на есть заурядная. И это все, что у нас есть.
— Забудь, что у вас есть и чего нет, — сказал Харри. — Каково твое первое впечатление? Не думай, говори, и все.
Беата улыбнулась. Харри в своей стихии. Сперва интуиция, потом факты. Потому что интуиция — тоже факты, совокупная информация с места преступления, которую мозг не сразу способен облечь в слова.
— Много не скажу. Эгерторг — место, где огромное количество пешеходов, поэтому все жутко затоптали, хотя мы приехали уже через двадцать минут после убийства. Однако ясно, что работал профессионал. Медик сейчас осматривает труп, но, видимо, выстрел был всего один. Прямо в лоб. Профи. Вот такие ощущения.
— Работаем на основе ощущений, инспектор?
Все трое обернулись. Гуннар Хаген. В зеленой армейской куртке и черной шерстяной шапке. В уголках рта чуть заметная улыбка.
— Мы используем все средства, шеф, — сказал Харри. — А вас что сюда привело?
— Разве события происходят не здесь?
— В известном смысле.
— Я слыхал, Бьярне Мёллер предпочитал кабинет. Но лично я считаю, руководитель должен находиться в поле. Сколько было выстрелов? Один или больше? Халворсен!
— По словам свидетелей, один, — поспешно доложил тот.
Хаген пошевелил пальцами в перчатках.
— Приметы?
— Мужчина. — Взгляд Халворсена метался между комиссаром и Харри. — Больше мы пока ничего не знаем. Народ смотрел на музыкантов, а случилось все чертовски быстро.
Хаген тяжело вздохнул.
— В такой массе народу кто-то ведь должен был видеть стрелка, верно?
— Возможно, — сказал Халворсен. — Но мы в точности не знаем, где в толпе стоял убийца.
— Понимаю. — Снова едва заметная усмешка.
— Он стоял прямо перед убитым, — сказал Харри. — Максимальное расстояние — два метра.
— Вот как? — Хаген и коллеги повернулись к Харри.
— Киллер знал, что, если хочешь убить человека из малокалиберного оружия, надо стрелять в голову, — продолжал Харри. — Поскольку же выстрел был всего один, он в результате не сомневался. А значит, стоял так близко, что видел дырку во лбу либо знал, что промахнуться невозможно. На одежде жертвы наверняка обнаружатся следы пороха, подтверждающие мой вывод. Максимум два метра.
— Полтора, — сказала Беата. — Большинство пистолетов выбрасывают гильзу вправо, причем не особенно далеко. Эту мы нашли втоптанной в снег в ста сорока шести сантиметрах от трупа. На отворотах шинели убитого нити шерсти обгорели.
Харри взглянул на Беату. Он ценил в первую очередь не ее природную способность запоминать лица, а ее ум, старательность и дурацкую веру, которая объединяла их обоих, — веру в важность их работы.
Хаген притопывал в снегу.
— Отлично, Лённ. Но кому, скажите на милость, понадобилось убивать офицера Армии спасения?
— Он не офицер, — сказал Халворсен. — Просто солдат. Офицеры у них в штате, солдаты — добровольцы или контрактники. — Он открыл блокнот. — Роберт Карлсен. Двадцать девять лет. Холост, детей нет.
— Зато есть враги, — заметил Хаген. — А вы что скажете, Лённ?
Отвечая, Беата смотрела не на Хагена, а на Харри:
— Может, стреляли вообще не в конкретное лицо.
— Да? — улыбнулся Хаген. — А в кого же?
— Возможно, в Армию спасения.
— Почему вы так решили?
Беата пожала плечами.
— Спорные взгляды, — вставил Халворсен. — Гомосексуалисты. Женщины-священники. Фанатик какой-нибудь…
— Эту версию я возьму на заметку, — сказал Хаген. — Покажите мне тело.
Беата и Халворсен вопросительно посмотрели на Харри. Тот кивнул Беате.
— Господи, — сказал Халворсен, когда Хаген с Беатой ушли. — Комиссар собрался возглавить дознание?
Харри задумчиво помял подбородок, глядя в сторону ограждения, где в зимней темноте то и дело взблескивали репортерские фотовспышки. Потом обронил:
— Профи.
— Что?
— Беата считает, что стрелял профи. Вот с этого и начнем. Что профессионал делает сразу после убийства?
— Смывается?
— Не обязательно. Но избавляется от всего, что может связать его с убийством.
— От орудия убийства.
— Именно. Надо проверить все урны, контейнеры, баки и задние дворы в радиусе пяти кварталов от Эгерторг. Немедля. В случае чего мобилизуй народ из оперчасти уголовной полиции.
— Хорошо.
— И собери видеокассеты со всех магазинных камер наблюдения за время непосредственно до и после девятнадцати ноль-ноль.
— Попрошу Скарре взять это на себя.
— И еще. «Дагбладет» участвует в организации уличных концертов и делает о них репортажи. Проверь, снимал ли фотограф публику.
— Конечно. Как же я об этом не подумал?!
— Потом отошли снимки Беате, пускай посмотрит. Завтра в десять утра совещание группы. В красной зоне. Передашь?
— Yes.
— Где Ли и Ли?
— Опрашивают свидетелей в управлении. Несколько девчонок стояли рядом со стрелком.
— Хорошо. Попроси Улу составить список родственников и друзей убитого. Для начала посмотрим, нет ли там очевидных мотивов.
— Ты вроде только что говорил, что действовал профи.
— Попробуем прикинуть сразу несколько версий, Халворсен. И начать там, где светло. Семью и друзей разыскать, как правило, легче всего. А в восьми случаях из десяти убийства совершаются…
— …знакомыми жертвы, — вздохнул Халворсен.
