Кто-то окликнул Харри, и разговор оборвался. Он оглянулся и увидел отряд журналистов, спешащих к ним сквозь метель.
— Шоу набирает обороты, — заметил Харри. — Переадресуй их к Хагену. Я буду в управлении.
Пройдя регистрацию и сдав чемодан в багаж, он направился к контролю безопасности. В приподнятом настроении. Последний заказ выполнен. На радостях решил проделать тест с билетом. Женщина-контролер покачала головой, когда он достал из внутреннего кармана конверт и хотел предъявить билет.
— Мобильный телефон? — спросила она по-норвежски.
— No. — Он положил конверт с билетом между рентгеновским боксом и аркой металлоискателя, стал снимать пальто и тут заметил, что косынка по-прежнему на шее, развязал ее, сунул в карман, опустил пальто в подставленный контейнер и прошел под аркой, чувствуя на себе бдительные взгляды двух охранников. Вместе с женщиной, которая неотрывно смотрела на экран, где просвечивалось его пальто, и охранником у другого конца транспортера он насчитал пять сотрудников, которые следили только за тем, чтобы он не пронес на борт ничего, что можно использовать как оружие. По ту сторону арки он надел пальто, вернулся, забрал со стола билет. Никто его не остановил, и он прошел мимо охраны. Значит, вот как легко украдкой пронести в конверте с билетом лезвие ножа. Первое, что бросилось ему в глаза, было панорамное окно прямо напротив. Ничего не видно. Снег, словно белая штора, закрыл стекло.
Мартина сидела, наклонясь к лобовому стеклу, с которого дворники методично сметали снег.
— Министр настроен позитивно, — с удовлетворением сказал Давид Экхофф. — Весьма позитивно.
— Это ты понимал с самого начала, — сказала Мартина. — Такие люди не приходят на ужин и не приглашают прессу, если намерены ответить отказом. Им ведь надо победить на выборах.
— Да, — вздохнул Экхофф. — Победить на выборах. — Он посмотрел в окно. — Симпатичный парнишка этот Рикард, верно?
— Ты сам себе противоречишь, папа.
— Его нужно слегка направить, тогда он станет для нас превосходным сотрудником.
Мартина подрулила к гаражу под штаб-квартирой, нажала на дистанционный пульт — стальная дверь поползла вверх. Машина заехала внутрь, шипованная резина зашуршала по каменному полу пустого помещения.
Под одной из потолочных ламп, возле синего командирского «вольво» стоял Рикард в комбинезоне и перчатках. Но Мартина смотрела не на него. А на высокого блондина рядом с Рикардом, она сразу его узнала.
Девушка припарковалась подле «вольво», но осталась в машине, принялась что-то искать в сумке, меж тем как отец вышел, оставив дверцу открытой, и она услышала голос полицейского:
— Экхофф?
Между голыми стенами гулко прокатилось эхо.
— Он самый. Чем могу помочь, молодой человек?
Дочь хорошо знала этот отцовский тон. Доброжелательный, но властный.
— Харри Холе, инспектор Ословского полицейского управления. Речь идет о вашем сотруднике. Роберте…
Мартина, выходя из машины, чувствовала на себе взгляд полицейского.
— …Карлсене, — продолжал Холе, снова повернувшись к командиру.
— О брате, — сказал Давид Экхофф.
— Простите?
— Мы предпочитаем относиться к своим коллегам как к членам семьи.
— Понимаю. В таком случае должен, к сожалению, уведомить вас о смерти в семье, Экхофф.
Мартина почувствовала, как внутри все сжалось. Полицейский помолчал, словно давая им время осознать известие, потом продолжил:
— Роберт Карлсен застрелен сегодня в семь вечера на Эгерторг.
— Боже милостивый! — вырвалось у командира. — То есть как?
— Пока мы знаем только, что неизвестное лицо из толпы застрелило его и скрылось.
Отец Мартины недоуменно покачал головой:
— Но… вы говорите, в семь? Почему… почему мне не сообщили раньше?
— Потому что в подобных случаях мы в первую очередь информируем ближайших родственников. Правда, нам, увы, пока не удалось с ними связаться.
Полицейский отвечал деловитым, терпеливым тоном, и Мартина поняла: он привык, что на сообщения о смерти люди реагируют нелепыми вопросами.
— Да-да, понимаю, — сказал Экхофф, надул щеки и выпустил воздух через рот. — Родители Роберта живут сейчас не в Норвегии. Но вы могли связаться с его братом, Юном.
— Его нет дома, а мобильник отключен. Мне сказали, что, возможно, он задержался здесь, в штаб-квартире. Но встретил я только вот этого молодого человека. — Он кивком показал на Рикарда, который стоял точно печальная горилла — остекленелый взгляд, руки в больших рабочих перчатках безвольно опущены, на сизой верхней губе капли пота.
— Как думаете, где мне найти брата? — спросил полицейский.
Мартина с отцом переглянулись, покачали головой.
— Есть соображения насчет того, кто мог желать смерти Роберту Карлсену?
Оба опять покачали головой.
— Ладно. В общем, теперь вы все знаете. Мне пора, но завтра придется задать вам несколько вопросов.
— Разумеется, инспектор, — сказал командир и выпрямился. — Но пока вы здесь, не откажите в любезности, сообщите подробности случившегося.
— Посмотрите ТВ-текст. Я спешу.
Мартина заметила, как отец потемнел лицом. Повернулась к полицейскому, встретилась с ним взглядом.
— Мне очень жаль, — сказал он. — Время — важнейший фактор на этом этапе дознания.
— Попробуйте… поискать его у моей сестры, Tea Нильсен.
Все трое обернулись к Рикарду. Он сглотнул.
— Она живет на Гётеборггата, в доме Армии.
Полицейский кивнул. Собрался уходить, но еще раз обратился к Экхоффу:
— Почему родители не живут в Норвегии?
— Это долгая история. Они отпали.
— Отпали?
— Утратили веру. Людям, выросшим в Армии, обычно приходится нелегко, если они избирают иной путь.
Мартина пристально смотрела на отца. Но даже она, его дочь, не заметила ни следа фальши на его каменном лице. Полицейский пошел прочь, а у нее на глаза набежали первые слезы. Когда шаги инспектора затихли, Рикард, кашлянув, сказал:
— Летнюю резину я положил в багажник.
Он давным-давно все понял, когда информационная служба ословского аэропорта наконец сообщила:
— Due to weather conditions, the airport has been temporarily closed.
[12]
Ничего страшного, сказал он себе. Как говорил еще час назад, после первого сообщения о том, что ввиду снегопада рейс задерживается.
