Он слушал женщину из телефонной справочной службы, которая на певучем скандинавском английском сообщила, что в Осло зарегистрированы семнадцать Юнов Карлсенов и, к сожалению, она не может дать ему все адреса. Но телефон Армии спасения, разумеется, предоставит.
Дама из штаб-квартиры Армии спасения сказала, что у них есть только один Юн Карлсен, но сегодня у него выходной. Он объяснил, что хочет послать рождественский подарок, и спросил, не даст ли она ему домашний адрес.
— Сейчас посмотрю. Гётеборггата, четыре, почтовый индекс ноль-пять-шесть-шесть. Как мило, что кто-то думает сейчас о нем, о бедняге.
— О бедняге?
— Да, ведь вчера застрелили его брата.
— Брата?
— Да, на Эгерторг. Сегодня все газеты пишут об этом.
Он поблагодарил за помощь и повесил трубку.
Кто-то похлопал его по плечу, он резко обернулся.
Картонная кружка в руках у парня все объяснила. Джинсовая куртка, довольно грязная, зато стрижка вполне модная, свежевыбрит, одет прилично, взгляд живой, открытый. Парень что-то сказал, а когда он пожал плечами, показывая, что по-норвежски не понимает, перешел на превосходный английский:
— I'm Kristoffer. I need money for a room tonight. Or else I'll freeze to death.
[13]
Все это прозвучало как заученный маркетинговый слоган, короткое, емкое сообщение, которому упоминание имени придавало действенную эмоциональную конкретность. Затем парень широко улыбнулся.
Он покачал головой и хотел уйти, но попрошайка с кружкой заступил дорогу:
— Мистер! Вам когда-нибудь приходилось ночевать на улице и от холода всю ночь плакать?
— Yes, actually I have.
[14]
— На миг у него возникло безумное желание рассказать, как однажды он четверо суток лежал в мокрой лисьей норе, дожидаясь сербского танка.
— Тогда вам известно, о чем я толкую, мистер.
В ответ он медленно кивнул. Сунул руку в карман, вытащил купюру и не глядя протянул Кристофферу.
— Вы же все равно будете ночевать на улице, верно?
Кристоффер поспешно спрятал деньги в карман, потом кивнул и виновато улыбнулся:
— Я вынужден отдавать предпочтение лекарству, мистер.
— А где вы обычно ночуете?
— Вон там, — показал наркоман длинным тонким пальцем с ухоженным ногтем. — На контейнерном складе. Летом там начнут строить оперу. — Кристоффер опять широко улыбнулся. — Я люблю оперу
— Но ведь сейчас там холодновато, а?
— Сегодня ночью, наверно, пойду в Армию спасения. В Приюте всегда найдется свободная койка.
— Вот как? — Он посмотрел на парня. С виду вполне обеспеченный, ровные зубы сверкали белизной, когда он улыбался. И все же от него веяло тленом. Прислушиваясь, он словно бы слышал чавканье тысяч челюстей, пожиравших изнутри его плоть.
Глава 11
Четверг, 17 декабря. Хорват
Халворсен сидел за рулем, терпеливо дожидаясь, когда отчаянно газовавший автомобиль с бергенскими номерами наконец перестанет буксовать на льду Харри говорил по мобильнику с Беатой.
— Что ты имеешь в виду? — громко спросил Харри, стараясь перекричать рев бергенца.
— Не похоже, что на двух снимках один и тот же человек, — повторила Беата.
— У них одинаковые шапки, одинаковые штормовки, одинаковые косынки на шее. Наверно, все-таки один человек?
Она не ответила.
— Беата?
— Лица нечеткие. Странно как-то, не пойму, в чем дело. Вероятно, в освещении.
— Хм. По-твоему, мы на ложном пути?
— Не знаю. Его позиция прямо перед Карлсеном в общем-то совпадает с техническими данными. Что это у вас за шум?
— Корова на льду, буксует. Ладно, пока.
— Погоди!
Харри подождал.
— Вот еще что, — сказала Беата. — Я просмотрела позавчерашние снимки.
— Да?
— Не вижу я там ни одного лица, совпадающего с теми, что находились на площади в момент убийства. Но есть одна деталь. Человек в бежевом пальто, вероятно из верблюжьей шерсти. На нем шарф…
— Гм. Ты имеешь в виду шейную косынку?
— Нет, с виду обыкновенный шерстяной шарф. Но завязан так же, как у парня или парней с шейной косынкой. Правый конец торчит из узла сверху. Ты заметил?
— Нет.
— Раньше я никогда не видела, чтобы шарфы так завязывали, — сказала Беата.
— Перешли электронной почтой, я тоже посмотрю.
В кабинете Харри первым делом запустил распечатку присланных Беатой снимков.
А когда пришел за ними в канцелярию, к принтеру, встретил там Гуннара Хагена.
Харри кивком поздоровался, и некоторое время оба молча стояли, наблюдая, как серый аппарат выплевывает страницу за страницей.
— Есть новости? — наконец спросил Хаген.
— И да и нет.
— Пресса меня осаждает. Хорошо бы подбросить им хоть малюсенькую косточку.
— Верно, шеф, чуть не забыл. Я намекнул им, что мы ищем вот этого человека. — Харри вынул из распечатки снимок и показал на парня с косынкой на шее.
— Что вы сделали? — переспросил Хаген.
— Дал прессе подсказку. Точнее, репортеру «Дагбладет».
— Через мою голову? В обход?
— Обычное дело, шеф. Мы это называем конструктивной утечкой. Говорим, что информация идет от анонимного источника в полиции, и редакция может сделать вид, будто за всем этим стоит журналистское расследование. Им это нравится, и шапки покрупнее, чем у фотографий, которые они публикуют по нашей просьбе. Возможно, публика поможет нам опознать этого человека. И все будут довольны.
— Только не я, Холе.
— Что ж, мне очень жаль, шеф, — сказал Харри с искренне огорченной миной.
Хаген смотрел на него, двигая челюстями то вправо, то влево. Будто жвачку жует, подумал Харри.
— А что там с этим человеком? — поинтересовался Хаген, забирая у Харри распечатку.
— Мы пока толком не знаем. Может, их вообще несколько. Беата Лённ считает, что… шейная косынка у них завязана особенным образом.
— Это галстучный узел. — Хаген снова посмотрел на фото. — Ну и что?
— Как вы сказали, шеф?
— Галстучный узел.
— И в чем тут фишка?
