— Ерунда? — переспросил Скарре. — А вдруг это терроризм? Религиозная война против христиан. Мусульмане. Ведь черт-те что творится. Или эти, как их, ну… испашки, что носят красные шарфы.
— Они предпочитают, чтобы их называли испанцами, — заметила Туриль Ли.
— Баски, — уточнил Халворсен, сидевший за столиком напротив Улы Ли.
— Чего?
— Коррида. Сан-Фермин в Памплоне. Баскония.
— ЭТА! — воскликнул Скарре. — Черт, как же мы о них-то не подумали?
— Тебе впору киносценарии писать, — вставила Туриль. На сей раз Ула Ли громко рассмеялся, но, по обыкновению, ничего не сказал.
— Сидели бы при своих банковских взломщиках, — буркнул Скарре, намекая, что Туриль Ли и Ула Ли, которые не были женаты и вообще в родстве не состояли, пришли из отдела грабежей.
— Только ведь террористы, как правило, берут на себя ответственность, — заметил Халворсен. — В четырех делах, присланных Европолом, речь идет о hit-and-run,
[20]
а после все глухо, молчок. И у жертвы, как правило, рыльце было в пушку. Загребские жертвы — сербы, с которых сняли обвинения в военных преступлениях, убитый в Мюнхене угрожал гегемонии местного короля торговли людьми, а тот, что в Париже, имел ранее две судимости за педофилию.
Вошел Харри Холе с кружкой в руках. Ли и Ли налили себе кофе и ушли. Халворсен заметил, что иные коллеги именно так реагировали на появление Харри. Инспектор сел, задумчиво наморщив лоб. Халворсен и это заметил.
— Двадцать четыре часа на исходе, — сказал Халворсен.
— Да, — кивнул Харри, глядя в свою по-прежнему пустую кружку.
— Что-то не так?
Харри помедлил.
— Не знаю. Я позвонил в Берген Бьярне Мёллеру. Думал, он подскажет что-нибудь конструктивное.
— И что он сказал?
— Да в общем ничего. Такое впечатление… — Харри поискал слово, — будто он одинок.
— А семья разве не с ним?
— Наверно, позже переедут.
— Неприятности?
— Не знаю. Ничего не знаю.
— Что же тебя мучает?
— Пьяный он был, вот что.
Халворсен встряхнул кружку, пролил кофе.
— Мёллер пьяный? На работе? Шутишь!
Харри не ответил.
— Может, он плохо себя чувствовал или… — поспешно сказал Халворсен.
— Я по голосу слышу пьяного, Халворсен. Надо ехать в Берген.
— Сейчас? Ты же руководишь дознанием по убийству, Харри.
— За день обернусь туда или обратно. Ты обеспечишь тылы, Халворсен.
Халворсен улыбнулся:
— Никак стареешь, Харри?
— Старею? Ты о чем?
— Стареешь и становишься человечным. Первый раз слышу, чтобы ты предпочитал мертвым живых. — Увидев выражение лица Харри, Халворсен тотчас пожалел о своих словах. — Я не имел в виду…
— Ладно, проехали. — Харри встал. — Добудь списки авиапассажиров всех компаний, совершающих сейчас рейсы в и из Хорватии. Спроси у полиции ословского аэропорта, нужен ли запрос полицейского юриста. Если понадобится судебное постановление, съезди в суд и получи. Когда списки будут у тебя, позвони Алексу в Европол, попроси проверить для нас имена. Скажи, что я прошу.
— Ты уверен, что он не откажет?
Харри кивнул.
— А мы с Беатой потолкуем тем временем с Юном Карлсеном.
— Да?
— Пока что нам рассказывали про Роберта Карлсена исключительно трогательные истории. Думаю, там есть и кое-что другое.
— А почему ты меня с собой не берешь?
— Потому что, не в пример тебе, Беата чует, когда люди врут.
Вздохнув поглубже, он поднялся по лестнице в ресторан «Бисквит».
В отличие от вчерашнего вечера там было почти безлюдно. Но тот же официант стоял прислонясь к дверному косяку. Похожий на Джорджи, кудрявый, голубоглазый.
— Hello there, — поздоровался официант. — Я не сразу вас узнал.
Он заморгал, обескураженный тем, что все-таки узнан.
— По пальто, — продолжал официант. — Очень элегантное. Верблюжье?
— Надеюсь, — пробормотал он и улыбнулся.
Официант засмеялся, положил руку ему на плечо. Он не заметил в его глазах испуга и сделал вывод, что у официанта нет никаких подозрений. И очень надеялся, что полиция здесь не побывала и оружие еще не нашла.
— Есть не буду, — сказал он. — Просто хотел воспользоваться туалетом.
— Туалетом? — повторил официант, стараясь перехватить его взгляд. — Туалетом пришли воспользоваться? Правда?
— Я на минутку, — сказал он. Присутствие официанта вызывало у него неловкость.
— На минутку. I see. Понимаю.
В туалете ни души, пахнет мылом. Но не свободой.
Запах мыла еще усилился, когда он поднял крышку контейнера над раковиной. Засучил рукав, сунул руку в холодную зеленую жижу. На миг в голове мелькнуло: а вдруг они поменяли контейнер? Но тут пальцы нащупали его. Он медленно вытащил оружие, мыло, словно длинные зеленые щупальца, потянулось в раковину. Вымыть, смазать — и пистолет опять будет в полном порядке. В обойме еще шесть патронов. Он заторопился спрятать оружие и как раз готов был сунуть его в карман пальто, когда дверь открылась.
— Hello again, — прошептал официант, широко улыбаясь. Но при виде пистолета улыбка тотчас застыла.
Он сунул пистолет в карман, буркнул «гуд-бай» и быстро протиснулся мимо официанта в узкий дверной проем. Ощутил на лице его дыхание, прикосновение бедра к бедру.
Только очутившись на морозе, он заметил, что сердце бьется учащенно. Словно от испуга. Кровь бежала по жилам, делала тело горячим и легким.
Юн Карлсен как раз вышел из парадной, когда Харри подъехал на Гётеборггата.
— Прямо сейчас? — спросил Юн, в замешательстве глядя на часы.
— Я приехал рановато, — ответил Харри. — Моя коллега будет с минуты на минуту.
— Я успею купить молока? — На Юне была тонкая куртка. Волосы только что причесаны.
— Наверняка. Конечно.
Ближайший магазин располагался на углу через дорогу. И пока Юн ходил за литровым пакетом обезжиренного молока, Харри как завороженный смотрел на великое множество елочных игрушек среди туалетной бумаги и пакетов с кукурузными хлопьями. Ни тот ни другой не комментировали газетную стойку возле кассы, где броские шапки на первых полосах сообщали об убийстве на Эгерторг. «Дагбладет» поместила на первой полосе фрагмент зернистого, нечеткого снимка публики, сделанного Ведлогом, с красным кружком вокруг головы человека в шарфе и подписью: «Человек, которого ищет полиция».
