Type Бьёрген сперва решил, что речь о ночном клубе с таким названием, но потом сообразил, что все-таки о туалете. И только тогда узнал парня. То есть узнал голос. И подумал: прямо не верится, во что может превратиться человек за одни сутки без таких благ цивилизации, как бритвенный станок, душ и восьмичасовой сон.
Вероятно, как раз прерванные грезы наяву привели к тому, что Туре Бьёрген испытал два совершенно разных ощущения вот в таком порядке: во-первых, сладкий укол желания. Этот парень вернулся, несомненно, по причине утреннего флирта и мимолетного, но интимного телесного контакта. А во-вторых, испуг, когда в памяти возник этот же парень с пистолетом, перепачканным в мыле. К тому же полицейский, побывавший здесь, связал это с убийством бедолаги из Армии спасения.
— Мне нужно жилье, — сказал парень.
Туре Бьёрген дважды хлопнул глазами. Не веря своим ушам. Перед ним человек, вероятно убийца, подозреваемый в том, что застрелил на улице другого человека. Так почему же он, Туре, не бросил все, что держал в руках, и не выбежал из зала с криком «полиция!»? Ведь, между прочим, полицейский говорил, что за помощь аресту обещано вознаграждение. Бьёрген глянул в дальний конец ресторана, где метрдотель листал книгу заказов. Почему он ощущал этот странный посасывающий восторг под ложечкой, который распространялся по всему телу, вызывая дрожь, меж тем как он судорожно искал, что бы такое сказать.
— Только на одну ночь, — добавил парень.
— Я до вечера на работе, — сказал Туре Бьёрген.
— Могу подождать.
Туре Бьёрген посмотрел на парня. Это безумие, думал он, а тем временем мозг медленно и неумолимо соединил жажду игры с возможным решением некой проблемы. Он сглотнул, переступил с ноги на ногу.
Выйдя из электрички, Харри поспешил от Центрального вокзала через Грёнланн в полицейское управление, поднялся на лифте прямо в отдел грабежей и бегом припустил по коридорам в House of Pain, сиречь полицейский видеозал.
В тесном безоконном помещении было темно и жарко. Он слышал, как чьи-то пальцы проворно бегают по клавиатуре компьютера.
— Что видишь? — спросил он у силуэта, обозначенного на мерцающем фоне экрана на короткой стене.
— Кое-что очень интересное, — не оборачиваясь, ответила Беата Лённ, но Харри и так знал, что глаза у нее красные. Ему доводилось видеть Беату за работой. Она часами смотрела на экран, перематывала, останавливала, фокусировала, увеличивала, сохраняла. А он понятия не имел, что она там высмотрела. Или увидела. Здесь ее территория.
— И вероятно, проясняющее, — добавила она.
— Я весь внимание. — Харри ощупью пробирался в потемках, ушиб ногу о стул и, чертыхнувшись, сел.
— Готов?
— Валяй.
— О'кей. Познакомься с Христо Станкичем.
На экране появился мужчина перед банкоматом.
— Ты уверена? — спросил Харри.
— Разве ты его не узнаешь?
— Синюю куртку узнаю, но… — Харри услышал в собственном голосе растерянность.
— Погоди, — сказала Беата.
Человек сунул в банкомат карту, стал ждать. Потом повернул лицо к камере наблюдения и скорчил гримасу. Деланая улыбка, по сути выражающая что угодно, только не веселье.
— Он обнаружил, что остался без денег, — сказала Беата.
Человек на экране снова и снова нажимал на кнопки банкомата, в конце концов стукнул по ним ладонью.
— А теперь он понял, что карточку назад не получит, — сказал Харри.
Человек стоял, долго смотрел на дисплей банкомата. Потом отвернул рукав, взглянул на часы, повернулся и ушел прочь.
— Что у него за часы? — спросил Харри.
— Стекло отсвечивает, — отозвалась Беата. — Но я увеличила негатив. На циферблате написано: «Сейко SQ-пятьдесят».
— Шустрая девочка. Хотя ничего разъясняющего я не вижу.
— Вот, смотри.
Беата нажала на клавиши, на экране возникли два кадра, которые они только что видели. На одном парень вынимал карту. На втором смотрел на часы.
— Я выбрала эти кадры, потому что на обоих лицо примерно в одном ракурсе и увидеть легче. Кадры сняты с интервалом чуть более ста секунд. Видишь?
— Нет, — честно ответил Харри. — Физиономист из меня явно никудышный, я даже не могу сказать, один ли и тот же человек тут изображен. И видел ли я возле реки его же.
— Отлично. Ты заметил.
— Что заметил?
— Вот его фото с кредитной карты, — продолжала Беата, нажимая на клавишу.
На экране появилось изображение человека с короткой стрижкой, при галстуке.
— А это фотографии, сделанные репортером «Дагбладет» на Эгерторг.
Два новых снимка.
— Ты видишь, что это один и тот же человек?
— Да нет.
— Я тоже.
— Ты тоже? Если ты не видишь, то выходит, это разные люди.
— Нет, — сказала Беата. — Это означает, что перед нами случай так называемой гиперподвижности. Специалисты называют это visage du pantomime.
— Господи боже мой, о чем ты толкуешь?
— Этому человеку, чтобы преобразиться, не надо ни гримироваться, ни переодеваться, ни делать пластические операции.
Харри подождал, пока все участники совещания следственной группы рассядутся, и взял слово:
— Теперь мы знаем, что разыскиваем одного-единственного человека. Будем пока называть его Христо Станкич. Беата?
Беата включила проектор, на экране появились лицо с закрытыми глазами и маска, составленная словно бы из красных макаронин.
— Перед вами на рисунке наша лицевая мускулатура, — начала она. — Мышцы, создающие выражение лица, а стало быть, меняющие внешний облик. Главные — на лбу, вокруг глаз и вокруг рта. Вот, например, musculus frontalis, который вместе с musculus supersilii поднимает и сдвигает брови. Orbicularis oculi растягивают или сжимают лицевую область вокруг глаз. И так далее.
Беата нажала кнопку дистанционного пульта. Кадр сменился, теперь это был клоун с большими надутыми щеками.
— Наше лицо состоит из сотен таких мышц, и даже те, кому по профессии положено менять выражения лица, используют лишь малую часть возможностей. Актеры и шуты тренируют лицевые мышцы, стараясь добиться их максимальной подвижности, тогда как обычные люди с годами ее утрачивают. Но даже актеры и мимы в общем пользуются мимикой исключительно для выражения того или иного чувства. Конечно, чувства имеют важное значение, однако они универсальны и не столь уж многочисленны. Гнев, радость, влюбленность, удивление, короткий смешок, хохот и так далее. А ведь природа, наделив нас этой мышечной маской, обеспечила нам возможность создавать миллионы выражений лица, по сути, бесконечное множество. Пианист-исполнитель разработал связь между мозгом и пальцевой мускулатурой до такой степени, что его пальцы способны одновременно и совершенно независимо друг от друга выполнять десяток различных задач. Притом что мышц в пальцах далеко не много. Каковы же в таком случае возможности лица!
