Он стоял уже у самой двери, потянулся к холодной металлической ручке. Затаил дыхание, привычно чувствуя в ладони рукоять пистолета. Человек за стеклом словно бы тоже замер.
Он надеялся, что лишних сложностей не возникнет, что Холе хватит ума сообразить, что выбора нет: либо он выведет его к Юну Карлсену либо, если это окажется нецелесообразно, вызовет Юна Карлсена сюда, в квартиру.
Держа пистолет так, чтобы его сразу увидели, он рывком распахнул дверь. Человек на площадке с судорожным вздохом отпрянул назад.
Снаружи к дверной ручке было что-то прикреплено. Букет цветов, упакованный в бумагу и целлофан, а к обертке пришпилен большой конверт.
Он мгновенно узнал ее, хотя испуг исказил черты, и тихо сказал:
— Get in here.
[46]
Мартина Экхофф помедлила, но подчинилась, когда он поднял пистолет выше.
Жестом он предложил ей пройти в гостиную и пошел следом. Вежливо попросил сесть в ушастое кресло, сам устроился на диване.
В конце концов она оторвала взгляд от пистолета, посмотрела на него.
— Извините, я не одет, — сказал он. — Где Харри?
— What do you want?
[47]
Голос застал его врасплох — спокойный, чуть ли не ласковый.
— Мне нужен Харри Холе. Где он?
— Не знаю. А зачем он вам?
— Вопросы задаю я. Если не скажете, где Харри Холе, придется вас застрелить. Понятно?
— Я не знаю. Так что стреляйте. Если это вам поможет.
Он искал в ее глазах страх. И не находил. Может, все дело в ее зрачках, странные они какие-то.
— Что вы здесь делаете? — спросил он.
— Я принесла Харри обещанный билет на концерт.
— А цветы?
— Минутный каприз.
Он подвинул к себе сумочку, которую она поставила на стол, пошарил в ней, нашел кошелек и банковскую карту. Мартина Экхофф. Год рождения 1977-й. Адрес: Соргенфригата, Осло.
— Вы Станкич, — сказала она. — Вы были в белом автобусе, верно?
Он опять посмотрел на нее, она не отвела взгляд. Медленно кивнула:
— Вы хотите, чтобы Харри отвел вас к Юну Карлсену, вот зачем вы здесь, да? А теперь не знаете, что делать, да?
— Молчать! — бросил он, но получилось вяло. Ведь она права: все рассыпалось. Они молча сидели в темной комнате, меж тем как снаружи брезжил слабый свет.
В конце концов первой заговорила она:
— Я могу отвезти вас к Юну Карлсену.
— Что? — озадаченно спросил он.
— Я знаю, где он.
— Где же?
— В усадьбе, за городом.
— Откуда вам это известно?
— Усадьба принадлежит Армии спасения, и я веду список тех, кто ею пользуется. Мне звонили из полиции, спрашивали, нельзя ли побыть там без помех ближайшие несколько дней.
— Вот как. Но почему вы хотите отвезти меня туда?
— Потому что от Харри вы этого не узнаете, — просто ответила она. — И тогда вам придется застрелить его.
Он посмотрел на девушку. И сообразил, что она говорит совершенно серьезно. Медленно кивнул:
— Сколько человек там, в усадьбе?
— Юн, его подруга и один полицейский.
— Это далеко?
— В утренние часы пик ехать минут сорок пять, но нынче воскресенье. Машина у подъезда.
— Почему вы мне помогаете?
— Я же сказала. Мне просто хочется, чтобы все поскорее закончилось.
— Вы понимаете, что, если обманете меня, я пущу вам пулю в лоб?
Она кивнула.
— Выезжаем прямо сейчас, — сказал он.
В 7.14 Харри установил, что жив. Все нервы пронизывала боль. А собаки требовали еще. Открыл один глаз, осмотрелся. Одежда разбросана по всей комнате. Но, по крайней мере, никого другого тут нет. Рука примерилась взять стакан с ночного столика. Не промахнулась. Стакан пустой. Он провел пальцем по донышку. Облизал. Сладко. Алкоголь улетучился.
Поднявшись с постели, Харри взял стакан и пошел в ванную. Избегая смотреть в зеркало, налил в стакан воды. Не спеша выпил. Собаки протестовали, но он перетерпел. Еще стакан. Самолет. Взглянул на запястье. Черт, где часы? И сколько времени? Надо уезжать, пора домой. Но сперва выпить… Он нашел брюки, надел. Пальцы как чужие, опухшие. Сумка? Здесь. Несессер. Башмаки. Но где мобильник? Как сквозь землю провалился. Он нажал девятку, номер администратора, и услыхал, как принтер за спиной у того со скрипом распечатывает счет, администратор же тем временем дважды повторил, который час, но Харри так и не понял.
Потом Харри буркнул что-то по-английски, чего опять же сам толком не понял.
— Sorry, Sir. — ответил администратор. — The bar doesn't open till three p. m. Do you want to check out right now?
[48]
Харри кивнул, пытаясь в карманах куртки, валяющейся в ногах кровати, отыскать билет на самолет.
— Сэр?
— Yes. — Харри положил трубку. Откинулся на кровати назад, продолжив поиски в карманах брюк, но нашел только двадцатикроновую монету. И вдруг вспомнил, где остались часы. Расплачиваясь по счету, когда бар закрывался, а у него не хватило кун, он положил поверх пачки банкнотов двадцать крон и пошел было прочь. Но до двери не добрался, услыхал сердитый окрик, почувствовал, как что-то больно ударило по затылку, и уставился на эту самую монету, которая плясала на полу, звякая, кружилась возле его ног. Он вернулся к стойке, и бармен, ворча, взял у него в счет оплаты часы.
Карман куртки, оказывается, порвался, Харри нащупал под подкладкой билет, достал, посмотрел время вылета. В ту же минуту в дверь постучали. Раз и другой, уже нетерпеливее.
Что было после закрытия бара, Харри почти не помнил, так что если стук связан с этим временным промежутком, то едва ли его ждет нечто приятное. С другой стороны, может, кто-нибудь нашел его мобильник. Он добрел до двери, приоткрыл.
— Good morning, — сказала женщина, стоящая у двери. — Или, может, оно недоброе?
Харри попробовал улыбнуться, оперся рукой о дверной косяк:
— Чего вы хотите?
Сейчас, с зачесанными вверх волосами, она еще больше походила на учительницу английского.
— Заключить соглашение, — сказала она.
— Почему сейчас, а не вчера?
