Туриль Ли кашлянула и разом помрачнела.
— Все это сугубо между нами, — поспешно добавил Ула Ли. — Вы же понимаете, да?
— Вы хотите сказать, что вот так просто застрелили его? — недоверчиво вырвалось у Tea.
— Не мы, — сказала Туриль Ли. — Снайпер из спецназа.
— Они считают, Станкич что-то услышал и повернул голову, — сказал Ула. — Пуля вошла за ухом и вышла там, где был нос. Снип-снап-снурре… хе-хе…
Tea посмотрела на Юна.
— Ему бы не помешало иметь боеприпасы, — задумчиво обронил Ула. — Скоро сам его увидишь, Карлсен. Хорошо бы тебе его опознать.
— В любом случае это было бы очень непросто, — сказал Юн.
— Да, мы слышали. — Ула покачал головой. — Эта… как ее… пантомимическая физиономия. Полная чепуха, по-моему. Но все это между нами, ясно?
Некоторое время царило молчание.
— А вы совершенно уверены, что это он? — спросила Tea. — В смысле, лицо-то изуродовано.
— Они опознали куртку, — сказал Ула.
— И всё?
Ула и Туриль переглянулись.
— Да нет, — сказала Туриль. — На куртке и на осколке стекла в кармане засохла кровь. Сейчас сравнивают ее с кровью Халворсена.
— Все позади, Tea. — Юн притянул девушку поближе к себе. Она положила голову ему на плечо, он почуял запах ее волос. Скоро он сможет поспать. Долго. Между спинками сидений виднелась рука Туриль Ли на руле. Она взяла вправо, к обочине узкой дороги, чтобы разминуться с белым электромобильчиком, таким же, какой королевская семья подарила Армии спасения.
Глава 25
Воскресенье, 20 декабря. Прощение
Диаграммы и цифры на экранах, ритмичный писк счетчика сердечных сокращений создавали иллюзию, что все под контролем.
Рот и нос Халворсена прикрывала маска, на голове что-то вроде шлема — как пояснил врач, регистратор изменений мозговой активности. Веки темные, с тонкой сеточкой жилок. Харри вдруг подумал, что никогда этого не видел. Никогда не видел Халворсена с закрытыми глазами. Они всегда были открыты. За спиной отворилась дверь. Беата.
— Наконец-то, — сказала она.
— Я прямо с самолета, — прошептал Харри. — Он выглядит как спящий летчик-истребитель.
Только увидев вымученную улыбку Беаты, он понял зловещий смысл метафоры. Мозги отупели, иначе бы он выбрал другую. Или же просто промолчал. Он вообще кое-как сохранял лицо потому только, что перелет из Загреба в Осло занимает всего полтора часа, а стюардесса, разносившая выпивку, обслуживала других пассажиров и лишь под конец заметила лампочку возле его сиденья.
Они вышли из палаты, сели в уголке отдыха в конце коридора.
— Что нового? — спросил Харри.
Беата провела ладонью по лицу.
— Врач, который осматривал Софию Михолеч, позвонил мне вчера вечером. Кроме синяка на лбу, никаких других травм он не обнаружил, и, по его словам, синяк, возможно, вправду получен от удара о дверь. Еще он сказал, что очень серьезно относится к врачебной тайне, но жена убедила его, что он должен нарушить ее, так как дело идет об очень серьезном расследовании. Он взял у Софии кровь на анализ, который не выявил никаких отклонений от нормы, пока он чисто интуитивно не попросил проверить уровень хорионического гонадотропина. Сомнений практически нет. — Беата прикусила губу.
— Любопытно. Только я не знаю, что такое хорионический гонадотропин.
— Совсем недавно София была беременна, Харри.
Харри хотел присвистнуть, но во рту пересохло.
— В таком случае тебе надо с ней поговорить.
— Да, мы же с ней закадычные друзья, — сухо заметила Беата.
— При чем тут дружба? Надо выяснить, не было ли тут изнасилования.
— Изнасилования?
— Интуиция.
Она вздохнула:
— Ладно. Но спешки-то теперь нет.
— Что ты имеешь в виду?
— Ну, после случившегося сегодня ночью.
— А что случилось сегодня ночью?
Беата воззрилась на него.
— Ты разве не знаешь?
Харри покачал головой.
— Я отправила тебе на мобильник как минимум четыре сообщения.
— Я вчера потерял мобильник. Рассказывай.
Беата медлила.
— Черт! Надеюсь, это не то, о чем я подумал?
— Они застрелили Станкича. Он умер на месте.
Харри закрыл глаза, голос Беаты звучал где-то далеко:
— Станкич полез в карман, а согласно отчету, он был предупрежден.
Отчет, подумал Харри. Уже.
— Однако единственным оружием оказался осколок стекла в кармане куртки. На осколке обнаружена кровь, и судмедэкспертиза обещала завтра дать заключение. Пистолет он, видимо, до поры до времени спрятал, ведь это отягчающая улика. Документов при нем не нашли.
— А что-нибудь другое нашли? — машинально спросил Харри, поскольку мысленно находился совсем в другом месте. В соборе Святого Стефана. «Клянусь именем Сына…»
— В углу контейнера лежали наркоманские причиндалы. Шприц, ложка и все такое. Но самое интересное — подвешенный к потолку труп собаки. Черного метцнера, как сказал смотритель склада. Причем от собаки отрезали куски мяса.
— Рад слышать, — буркнул Харри.
— Что?
— Да так, ничего.
— Это объясняет, как ты и говорил, куски мяса в рвотных массах с Гётеборггата.
— Кто еще, кроме «Дельты», участвовал в операции?
— Судя по отчету, больше никто.
— А, собственно, чей это отчет?
— Руководителя операции, разумеется. Сиверта Фалкейда.
— Разумеется.
— Так или иначе, теперь все позади.
— Нет!
— Не надо кричать, Харри.
— Не позади. Где есть принц, есть и король.
— Да что с тобой такое? — Щеки у Беаты вспыхнули. — Наемный киллер убит, а ты говоришь так, будто у него был… сообщник.
Халворсен, думал Харри. Она хотела сказать: Халворсен. Он зажмурил глаза, под веками заплясали красные пятнышки. Как свечи, думал он. Как свечи в церкви. Когда хоронили мать, он был ребенком. На Ондалснесе, с видом на горы, как она просила на смертном одре. И они стояли там — отец, Сестрёныш и он, — слушали, как священник говорит о человеке, которого вообще не знал. Потому что отец говорить не мог. И пожалуй, Харри уже тогда понял, что без нее они не семья. А дед, от которого Харри унаследовал высоченный рост, наклонился к нему и, дыша свежим перегаром, сказал, что так должно быть, что родители уходят первыми. Харри сглотнул комок в горле.
