– Айм сори. Ай доунт ноу. Аск зе полисмен
[9]
, – прилежно отвечает Сонечка.
– И где я тебе тут ночью, в рашн безд холл
[10]
, полисмена разыщу?!
– Где-где!…
«Господи, где я?!» – Сонечка подскакивает на кровати. Это не дом. И не дежурка. Это чья-то захламленная компьютерами, дисками, джинсовым тряпьем и хлопчатобумажными майками комната. На стенах постеры рок-звезд с распахнутыми до ушей пастями и неизвестных Сонечке девиц в псевдоковбойских шляпах. На столе – нестройные отряды фотографических рамок с юношескими лицами внутри. И трогательные, почти детские общие тетрадки в черепах и цветочках, жирно подписанные маркером «David Abramovich» именно там, по тому самому краю «встречи» всех страниц, где и она в детстве тщательно наводила шариковой ручкой «Софья Черкасова».
«Давид Абрамович? Какой такой Давид Абрамович? Давиды Абрамовичи не ведут общих тетрадок в цветочек и черепа!.. Дура ты, Сонечка! Конечно же это тетради никакого не Давида Абрамовича, а Дэвида Абрамóвича! Валериного сына. В Америке ты. Все еще в Америке!» – Соня стряхивает с себя остатки сна.
В дверь вежливо, но настойчиво стучат.
– Софья, вы не составите мне компанию? Кофе готов, погода преотменная, а вы у нас известная ранняя птаха! И тем более, вы говорили, что у вас сегодня плотный график и необходимо подняться пораньше, но нехарактерно заспались. Так что уж простите мне мою настырность. Я уже приготовил завтрак и жду вас на заднем дворе. Софья! Сонечка?! Вы проснулись? Через полтора часа за вами приедет Джош!
«Ы-ы-ы… Даже банального еарли берд не дождешься в этом Бруклайне!
[11]
– внутренне взвыла Сонечка. – Валера никогда не скажет: “Через час энд хаф”, как та милая девушка из Львова, с которой мы познакомились в трамвае! Где, в каких непорядочных семьях водятся хотя бы пресловутые “наслайсать”, обсмеянные всеми, кому не лень? Я хочу туда, хочу!»
– Гуд морнинг, Валерий! Сейчас спущусь к брекфасту! – не сдерживается она от мелкого хулиганства.
– Софья, никакого английского в доме! Только родная речь! Не смешиваем! Не издеваемся над языками! – шутливо грозит из-за двери хозяин.
Валера насаждал и насаждает в доме русский. Именно насаждает. Потому как, видите ли, отпрыск был доставлен в Соединенные Штаты в животе матери и мог лишиться величайшего культурного наследия. Могучее русскоязычное культурное наследие в переложенных на иные языки вариантах Валерием не признавалось и не признается. Mark Twain is one of the best-known American writers. Николай Васильевич Гоголь – один из самых известных русских писателей. Сын потихоньку смеется над папиным «правильным» английским, особенно когда тот заявляет: «You won’t master a language unless you work hard!»
[12]
Потому он по сей день истязает девятнадцатилетнего уже Давида (в американском миру – Дэвида) многотомным Солженицыным и жутко возмущается сыновним альвеолярным цоканьем, нёбным чаканьем и прочими особенностями весьма грамматически верной, но фонетически корявой русской речи этого замечательного, стопроцентно американского мальчика. Дэвид (для домашних – Давид) нежно любит папу, потому добросовестно читает адаптированные сокращенные версии творений бородатого старца и других признанных всем миром русских писателей и поэтов, а также безбородых очкариков, увитых бакенбардами представителей негроидной расы и лошадиной наружности евреев. А затем услаждает слух отца пересказом прочитанного якобы в полной русской версии. Отпечатанные на газетной бумаге, спещренные латиницей книжицы формата покетбук во множестве покоятся в пыли под той самой кроватью, на которой нынче почивает Сонечка. Отцовскую русскую беду от ума Дэвид легко разводит руками американской смекалки. В текущий момент времени учащийся BU избавлен от кошмаров русской словесной экзистенции, потому как пребывает в землях ирландских по программе обмена студентами.
Юный англодумающий парень из Соединенных Штатов Америки находится в Ирландии.
Молодая русскомыслящая девушка из Российской Федерации проснулась в его комнате в Америке.
Взрослый двуязычный мужчина Валера уже сидит в плетеном кресле в крохотном садике своего собственного домика на одной из тихих камерных лайнов достопочтенного района Бруклайн и наслаждается субботним утром. Биппер для очистки совести он включил, но вряд ли сегодня его кто-то побеспокоит. «Настоящих буйных мало…»
[13]
, – тихо напевает он себе под нос любимую «профессиональную» песню и чувствует себя законченно, абсолютно счастливым. А как же иначе? Драгоценная жена, обожаемый сын, собственная, наконецто выплаченная до конца недвижимость, любимая работа, стабильный доход, две машины, в Рейкьявик или Париж прогуляться – было бы желание, и даже эта забавная русская стажерка кстати, чтобы, наконец, вдоволь наболтаться на любимом языке воспоминаний. Она немного похожа на старшую дочь, живущую в Нью-Йорке и не балующую отца частыми визитами. Все смог, все успел. Впереди еще долгая жизнь, но уже и в сундуках памяти можно время от времени с удовольствием порыться. Пятьдесят пять – начало золотого мужского века. Валерий удовлетворенно потянулся, крякнул и раскрыл русскоязычный таблоид.
Двадцать лет назад совершенно неожиданно для себя Валера оказался в Штатах. Он ошалело смотрел на шумный островок аэропорта Логан, за которым простиралась огромная, неведомая ему заокеанская прежде земля, и нашаривал в кармане антидепрессанты, прежде лично ему ненужные. Кажется, заветные успокоительные облатки изъяли на какой-то из многочисленных «вавилонских» таможен, где он ничего не понимал, а только взирал в рот складно изъясняющейся на заморском наречии Алле.
Прежняя жизнь сорокалетнего московского психиатра Валерия Семеновича Абрамовича была относительно размеренной, относительно благополучной и относительно устоявшейся. И он абсолютно ничего не собирался в ней менять. Во всяком случае – кардинально и тем более по доброй воле. У него была красавица жена, почти взрослая умница дочь, лечебная работа, кафедральные часы и запланированная докторская диссертация, ставившая целью изучить механизмы каких-то там психозов у беременных.
И вот как-то «смежники» акушеры-гинекологи поставили ему «интересный случай».
– Валер, дамочку примешь внеурочно? – позвонил ему однокашник, ныне заведующий районной женской консультацией. – Может явиться на консультацию только поздно вечером, уж войди в положение. В то самое. Беременная в депрессии, прерывать не собирается. От посещений ЖК отказывается. Сказала, что ей нужен лучший психиатр. Интересного психологического портрета дамочка, хотя внешне немного смахивает на мужика. Влияние гормонального профиля на то-се и наоборот, все, как тебе научный консультант прописал.
