Убитую гадину, замотанную штук в пять мусорных пакетов,
Оксана несла в отдельном мешочке…
На площади успела почти затихнуть рыночная суета. Оксана
невольно огляделась в поисках блаженного, но его нигде не было видно.
«Вот такие у нас в России бомжи, — усмехнулась она про
себя. — Всё знают, всё понимают, всё видят наперёд. Поэтому нас и не
победить. Интересно, в курсе Никита, откуда у гадюк крылья растут?..»
Забелинскую калитку, как и в первый раз, отворили гостье
мальчишки, но пса, к некоторому облегчению Оксаны («Не забыл!»), с ними не
было. Варенцова вошла во двор…
…И сразу почувствовала дыхание казана, столь же безошибочно
узнаваемое, сколь и (да простит нас читатель!) трудно поддающееся словесному
описанию. Запахи горящего дерева, лёгкого дыма, добротно разогретого металла
плюс ароматы мяса, жира и овощей, тихонько булькающих на дне чугунного кратера…
Океана улыбнулась и поняла, что больше сегодня ничего
скверного и опасного с нею не произойдёт. Просто не имеет права произойти. Кто
ж ему, скверному и опасному, позволит приблизиться, когда в доме — государыня
печь, а во дворе — благодатный казан?..
У костра с шумовкой в руке бдел хозяин дома. Его супруга,
сидя под навесом, трепетно сливала воду с предварительно замоченного риса —
красноватого, словно кирпичной пылью подкрашенного…
[92]
А общее
руководство процессом осуществлял чекистский майор Быстров. Да, да, тот самый,
запомнившийся Варенцовой неспособностью как следует выражать свои мысли.
— Оксана Викторовна, привет, — на правах старшего
сказал он, сдержанно кивнул и внезапно широко улыбнулся. — Вы как раз
вовремя, сейчас рис будем закладывать. Не в службу, а в дружбу, чайничек с
кипятком из дому не принесете?
От него пахло пряностями, перцем и чесноком.
— Чайничек? — Оксана покосилась на казан и
окончательно почувствовала себя среди своих. Ведь прошлый раз её допустили
только к еде, а на сей раз — и к готовке. — Сейчас принесу. Только вот
котика из мешка выпущу…
«Ох, Быстров, Быстров! То ли ты у нас артист, гениально
умеющий прикинуться дурачком, то ли просто сегодня ты человек на своём месте?
Может, человечество в тебе великого повара потеряло?..»
— А они с Пушком нашим не того? — оторвалась от
риса хозяйка дома. — Он как у вас, не кастрированный? Не раздерутся?
Оксана быстро обшарила глазами двор и заметила на поленнице
большого белого кота.
— Не должны, — вмешался Забелин. — Если не
ошибаюсь, они между собой всё уже выяснили. Оксана Викторовна, выпускайте!
Тихон с достоинством выбрался из рюкзачка, не спеша
потянулся, поднял огненный хвост и направился к поленнице, где базировался
Пушок. Тому хватило одного взгляда на новоприбывшего: белый кот, прижав уши,
покинул лежанку и покорно устроился на земле. Съехал, что называется, без
базара. Плохой мир лучше доброй ссоры!
Оксана устроила мешок с убитой гадиной под скамейку, сбегала
в дом за большим чайником и стала смотреть, как сквозь рис, покрывший свирепые
перчики и чеснок, всплывает благородный, буроватый, маслянистый расплав.
Зрелище завораживало.
— Николай Ильич, подбросить бы пару поленьев, огонь
должен быть — ух! — Быстрову не стоялось на месте, он вглядывался в
завитки пара над казаном, точно полководец, озирающий поле сражения сквозь
пороховой дым. Оглянувшись, он пояснил для Оксаны: — Вода должна выкипать очень
активно, чтобы жир быстро опускался вниз. Обволакивая по пути каждую рисинку…
Да, сейчас он ничем не напоминал убогого периферийного
майора ФСБ, который никогда не выйдет в полковники.
— Ну а мы пока чуть-чуть разомнёмся, — указал
Николай Ильич на столик по соседству. — Оксана Викторовна, подтягивайтесь.
На столике стояла большая тарелка с зеленью, лавашом,
влажным белым сыром и курдючными шкварками.
— Вы, Оксана, как насчет водочки? — улыбнулась
Марьяна. Подошла к стоящей под навесом «Бирюсе» и вытащила запотевшую
бутылочку. — Холодненькая, на березовых почках. Все стрессы и неприятности
— как рукой…
Варенцова на самом деле водку не особенно уважала. И саму по
себе, и ещё, наверное, оттого, что слишком часто приходилось пить её на
поминках. «Ну, если от стресса…» Она шагнула было к столу, но вдруг заметила
кое-что, отчего едва не споткнулась. На летней кухне не наблюдалось ни
лампочки, ни выключателя. К навесу не тянулись из дома никакие провода. Зато
стояла работающая на всю катушку «Бирюса»… От чего она, спрашивается, питалась?
От аккумулятора? От подземного кабеля? От духа святого?..
Как бы то ни было, маленькая рюмочка пошла хорошо.
Действительно холодненькая и на берёзовых почках. Со стороны желудка распространилось
сперва тепло, а потом и необъяснимая уверенность: всё будет хорошо. Оксана
взяла шкварку, и золотистый комочек без следа растаял прямо во рту. Быстров
шумовкой осторожно отодвинул от стенки казана слой набухшего риса, заглядывая в
самый низ. Убедился, что вся вода выкипела, и, собрав рис горкой, накрыл казан
чистым тазиком, а поверх тазика — крышкой. Схватил кочергу и быстро выгреб
из-под котла все дрова, оставив лишь деликатную горку углей да прокалённую
землю…
— Так о чем, Оксана Викторовна, вы поговорить-то
хотели? — наконец спросил Забелин. — Или случилось чего?
Серые глаза смотрели доброжелательно, крепкое лицо было
безмятежно. «Что у него в мозгах? Что у него в душе? Один Бог знает. Или, может
быть, чёрт?..»
— Скажем так, пыталось случиться, — ответила
Варенцова. — Если б не Тишка… Вы извините, зрелище не очень застольное…
Нагнувшись, она вытащила и развернула пакет, демонстрируя
крылатую вражину.
Она так и не отважилась непосредственно прикоснуться к
ядовитой гадине и держала её сквозь полиэтилен, ощущая странное одеревенение
змеиного тела. Которому вроде не полагалось ещё так-то окоченеть… Или
полагалось?
Впрочем, это было не важно. Оксана ждала от Забелина и его
друзей какой угодно реакции, вплоть до истерики и испуга, но только не того, что
последовало.
Собравшиеся за столом рассматривали Тишкин трофей, как
солдаты на фронте рассматривают новый образец неприятельского оружия. Автомат,
пушку, вертолёт — но не летающую тарелку.
Николай Ильич сунул в рот ещё шкварку, взял зелени, отломил
лаваша…
— Ценят они вас, Оксана Викторовна, уважают, —
проговорил он с улыбкой, только в маленьких умных глазах затлели искорки
гнева. — Хорошая мурра. Первый сорт…
Оксана вдруг не на шутку обиделась. Кому, значит, чуть абзац
не пришёл, а кому хаханьки? Она почувствовала себя дурой в компании шулеров,
ведущих непонятные игры. Вначале этот мудель Пётр Петрович со своей
конспирацией и зверофермой, теперь вот дока Николай Ильич, со знанием дела
рассуждающий о каких-то муррах… Оксана напряглась, как перед прыжком, и мрачно
спросила:
