— Знал бы прикуп, жил бы в Сочи, — негромко
заметил Фраерман. — Так вот и поймёшь глубину народного слова.
Варенцова задумалась о жизненных заслугах человека, ненавязчиво
достающего из колоды одного туза за другим, Наливайко собрался было что-то
сказать, но не успел. На улице раздался собачий рык. Жуткий, хриплый —
последнее предупреждение перед боем.
— Это что за… — Василий Петрович бросил карты и
устремился к выходу из палатки. Он узнал голос Шерхана. Могучий алабай не читал
книжек, где утверждалось, что среднеазиатской овчарке «не нужен» хозяин, он
безотлучно следовал за профессором и всегда лежал носом под дверью, за которой
тот скрылся. Посторонних при этом Шерхан игнорировал. Коля Борода, поначалу
опасливо сторонившийся волкодава, неделю спустя начал через него перешагивать.
Шерхан и сейчас должен был находиться непосредственно за порогом палатки.
И, видно, там происходило нечто совершенно экстраординарное,
чтобы вот так вывести его из себя…
Грозное собачье соло между тем сменилось дуэтом, чуть позже
кто-то отчаянно завизжал, и наконец сюиту дополнило ужасающее шипение.
Вздрогнувшая Оксана успела подумать, не объявилась ли в
лагере ещё одна мурра, но сразу поняла, что ошиблась. Это шипела не мурра, а её
победитель.
— Тишенька, маленький, — ахнула полковник
Варенцова и вылетела наружу следом за профессором Наливайко. А там, возле
входа, уже причитал женский голос:
— Майн готт! О, майн готт!
— Понеслась душа в рай. — Фраерман поднялся,
выглянул наружу, успокаивающе кивнул. — И смех и грех… Разберутся. —
Матвей Иосифович вернулся к столу, внимательно посмотрел на Краева. — Вот
что, Олег, раз уж мы остались с тобой с глазу на глаз… Есть разговор один,
приватного свойства. Не возражаешь?
Краев пожал плечами.
— Какие возражения…
— Есть одна тема, — Фраерман вытащил потёртую
кожаную папку. — Если поможешь, то козырная.
В папке лежала замусоленная, готовая рассыпаться карта. В
самом центре зияла рваная, будто выгрызенная, дыра. Рядом проглядывала надпись
по-немецки: «Pescherka».
— Вот где-то здесь, — ткнул в пустое место пальцем
Фраерман, — немецкий склад. Если найдём, всю оставшуюся жизнь работать
будет не надо. Одна незадача, уже четвёртый год болото перелопачиваем, и всё
впустую. Масштабы, сам понимаешь, российские.
Да, судя по масштабу карты, дыра занимала площадь
мегаполиса. Краев некоторое время молчал.
— Хотите, чтобы я зажмурился, пальцем ткнул и
попал? — спросил он затем. Коротко вздохнул, нахмурился, потёр лоб, —
Вообще-то попытка не пытка, хотя не знаю… Не записаться бы вместо бабы Ванги в
Сусанины…
— А ты попробуй, — улыбнулся Фраерман. —
Мгиви вон говорит, ты теперь великий колдун, чего только не можешь.
Вообще говоря, Матвей Иосифович был не вполне откровенен. В
интересах дела он предпочёл умолчать о неудаче самого Мгиви. Не далее как
третьего дня наследник чёрных шаманов долго сидел над этой же картой и
медитировал на дыру. После чего чистосердечно признался: никак. Заперто,
сказал, не пускают. Магических замков понавешано. Да всё таких, что лучше и не
соваться.
— Ладно, если что, потом не обижайтесь, — тронул
карту Краев, медленно закрыл глаза и внезапно вздрогнул — в его сознание
отчетливо, с пугающей ясностью вломился вой авиабомб. Перед внутренним взором
блеснуло пламя, под ногами мучительно содрогнулась земля, в ноздри ударил запах
дыма, гари, окалины, смерти, беды… А потом время ускорило свой бег — словно в
компьютерном кино, выросла трава, поднялись к небу кроны деревьев… Природа
зализывала язвы, хотя и не бесследно. Некоторые шрамы остались.
— Есть, вижу, — прошептал Краев, выдохнул и с
натугой разлепил глаза. — Только, Матвей Иосифович, не склад это… Землянка
вроде, блиндаж. Внутри что-то очень ценное, редкое, никакими деньгами не
измеряемое… Такое, чему вообще цены нет… Э, да это же меч! Клинок какой-то…
Дальше всё как в тумане, не вижу…
— Меч? — сделал стойку Фраерман, его ноздри
затрепетали. — Место показать сможешь?
Ох и напоминал же он в этот момент ястреба, высматривающего
с высоты добычу.
— Да без проблем, — вяло пожал плечами
Краев. — Отсюда на север у излучины реки лесистая горушка. Блиндаж там.
Спинным мозгом чую… Кто тут что-то говорил про китайский чай?
Он вдруг почувствовал, что здорово устал. «Проклятые
рудники…» Мелко дрожали ноги, кружилась голова, перед глазами плавали радужные
круги. Вот тебе и с лёгкостью, вот тебе и без проблем. За всё надо платить. А
уж за бесценный меч-кладенец… Господи, и что же они так орут там на улице, да
всё по-немецки… Каждое слово как молотом по голове. Причём сплошь площадная
брань, а ведь это язык Канта, Моцарта Бисмарка, Гёте…
…А снаружи произошло вот что. Шерхан действительно возлежал
на солнышке у палатки Фраермана, причём в самом мирном и незлобивом
расположении духа. А что? Тепло, сытно и, главное, любимый хозяин неподалёку.
Опять же за кошками можно понаблюдать… (По другую сторону от входа, под
брезентовой стеной, большим рыжим клубком свернулось ещё одно создание, не
знавшее, что ему полагалось любить не хозяйку, а исключительно дом, где они с нею
живут.) Жизнь удалась, Шерхан совсем было разомлел от тихого счастья, когда его
насторожил близившийся топот, потом довольно несимпатичный голос, призывавший
какого-то Зигги… и наконец из-за соседней палатки вылетел дауфман.
«Орднунг! Орднунг! Юде… то есть катце, знай своё место!»
Кобель рванул прямо к Тихону, видимо предвкушая потеху в
духе эсэсовских предков…
[140]
Однако случился облом. Кто
первый придумал эту чушь, будто очень большая собака физически неспособна к
мгновенным движениям?.. Шерхан покинул точку пространства, где мирно грелся на
солнышке, и материализовался на дороге у Зигги без какой-либо ощутимой
задержки. Дауфман налетел на него, как на скалу.
Вскочивший Тихон и не подумал панически взбираться на
дерево. Было бы от кого! Наследник священных солнечных котов очень даже мог за
себя постоять, но испытать его на прочность Зигги не довелось. Перед дауфманом
возвышался новый противник, громадный, величественный и грозный. «Какой, какой
новый порядок? Арийский? Шалишь, здесь тебе не Дахау…»
«А х-хху-ху не х-ххо-хо?» — поддержал кот.
Предки Шерхана считали зазорным шарахаться от следа гиены,
[141]
Зигги понял это и был уже готов отступить. Но к месту
событий, размахивая поводком и проклиная всё сущее, спешила фрау Эльза, и
дауфман не выдержал — сорвался. Он сделал выпад, рассчитывая нырнуть Шерхану
под брюхо и сомкнуть челюсти в калечащей хватке снизу… Но почему-то наткнулся
на выставленное плечо азиата. И больше сделать он ничего уже не успел. Его
швырнули, как тряпочного, на землю, страшная пасть взяла в тиски его горло и
начала выдавливать жизнь. Сперва у Зигги опорожнились вонючие железы около
хвоста, потом раскупорился кишечник…
