Говорят, нет ничего хуже, чем у самого края поманить
человека надеждой. Несбыточной…
— Ты хочешь сказать, старлей, что она сможет убрать мою
опухоль? — развеселился Краев. — Неоперабельную? И метастазы на
раз-два повыдергает?.. А не многовато для одной Пещёрки, что и нас с тобой
вместе свело, так ещё и хилеры филиппинские… с нашими киллерами под ручку…
— Значит, в чудеса не верим, сказки нам побоку? Так,
так, материалист ты наш, — едко усмехнулся Песцов. — А вспомни, как
мы водички хлебнули из ручейка, там, под землёй, в кяризах, в Афгане, мать его?
Так вот, я с тех пор от пули ухожу легко, в стене дырку пальцем делаю —
показать? Да, думаю, и ты, сержант, не лаптем щи хлебаешь, иначе бы с каких
фигов заказывали тебя?.. Не конкуренты же, графоманы, им такие деньги во сне не
приснятся… Короче, вляпались мы с тобой в одно дерьмо, и потому держаться нам
лучше вместе, не то пропадём. Ты мне жизнь в Афгане спас, а я к долгам не
привык. Так что…
Он не договорил. В дверь деловито постучали, и тут же с
лёгким щелчком раскрылся запертый вроде бы замок.
— Можно? — В номер вошла Бьянка. — Пардон,
что нарушаю ваше строгое мужское общество, но, дорогой, — тут она влажно
глянула на Песцова, — пора и честь знать. У нас медовый месяц, а я вся в
небрежении… — И вздохнула: — Что к золотой свадьбе-то будет?
— Познакомься, милая, это Олег, — показал Песцов
на Краева. — Мы служили вместе.
— Ах да, как же, как же, наслышана, — Бьянка
подошла, улыбнулась, протянула холёную руку, — Очень, очень приятно.
Эльвира.
Краев не удержался от мысли, что имя «Эльвира», пускай и
фальшивое, очень ей подходило. Да уж, не Маша-Наташа.
— Мне тоже, — соврал он и повернулся к
Песцову. — Ну что, брат, ступай. Ещё поговорим.
— Непременно, — усмехнулась Бьянка. —
Поговорить действительно ещё придётся. Нам всем…
Когда за ними закрылась дверь, Краев задумался, начал
машинально искать сигареты, потом вспомнил про кота и в запоздалом ужасе
устремился на улицу.
В райцентре бушевало торопливое северное лето. Краев тут же
вдохнул тополиную пушинку, закашлялся и начал судорожно оглядываться. Ну
скажите вот, люди добрые, где, под каким кустом, на какой помойке искать гада
Тихона?.. Стоило представить расстроенное лицо Оксаны, вообразить её отчаяние и
беспокойство — и Олег ощутил готовность повторить вчерашний марш-бросок, только
бы разыскать хвостатого проходимца. Как ни крути, сволочь Тишка, похоже, был у
неё единственным по-настоящему близким существом.
«Ну и сразу надо было его на шлейку сажать, — зло
подумал Краев, сам не зная, к кому обращается, к безответственной котовладелице
или к себе самому. — Где я его теперь ей найду? А и найду, хрен поймаю,
если сам в руки не дастся. Это же не кот, а тигр саблезубый…»
С горя Краев зашёл в магазин, на двери которого красовалось
жёлто-зелёное воззвание какой-то «Церкви Трясины Судьбы», оглядел прилавки и
купил — нет, не шлейку, а чёрный хлеб, полукопчёную местную колбасу и коробку
томатного сока. А стоило выйти, как по ушам резанул истошный кошачий вой,
причем на два голоса. Ещё секунда, и из кустов опрометью вылетел большой белый
кот — уши прижаты, морда в крови. За ним молча несся разъярённый Тихон. Пасть
презрительно оскалена, злющие глаза так и горят… Он без особого труда догнал
оппонента, вцепился в холку, повалил… Прохожие оглядывались, кивали, делали
комментарии.
Перейдя в партер, зверюги сплелись в клубок, облаком
полетела в стороны белая шерсть, и Краев даже задумался, какого рода пушинку
ему довелось только что проглотить. Не требовалось быть знатоком кошачьей
иерархии, чтобы понять: происходила смена городской власти. Всё кончилось очень
быстро. Белые, отчаянно хромая, убрались на помойку, а красные, то бишь рыжий
узурпатор, принялись аннексировать новые территории. Тихон решительно пометил
поребрик у магазина, нагло задрал хвост и с видом завоевателя направился к
гостинице, рыжий и целеустремлённый, как непобедимый Чингисхан. Краев послушно
двинулся следом, жалея, что не купил в магазине поганцу что-нибудь персонально
вкусное. Ну ничего, от колбаски небось не откажется…
Варенцова. Официальное представление
Как же она ненавидела эти туфли-лодочки, надеваемые с
парадной формой!.. То ли дело кроссовки, берцы или сапоги, в них хоть двигаться
по-людски можно. А лодочки — тьфу, паркеты только топтать… Увы, тот, кто
разрабатывал эту самую парадную форму, явно имел свои взгляды на женское обаяние,
а вот о том, что женщине в ней не в витрине манекеном стоять, думал менее
всего. Мозгов, наверное, не хватило.
…Видавшая виды «Нива» с безупречной пунктуальностью
подкатила к входу в гостиницу.
— Здравия желаю, товарищ подполковник! — Варенцова
уселась, захлопнула дверь, расстегнула тяжёлый парадный китель. — А жарко
сегодня! Как бы нам в грозу не попасть…
Китель был действительно тяжёлый — от наград, причём далеко
не юбилейных. С некоторых пор они казались Оксане веригами.
— Я вот смотрю на вас и думаю, — поздоровавшись,
проговорил Забелин, и она поняла, что «вериги» от его внимания не
ускользнули. — Не моё дело, конечно, но что же надо было сотворить такого,
чтобы из полковников да на капитанскую должность, да в наши болота?.. Неужели Смольный
хотели взорвать?
— Не-а, Сосновоборскую АЭС. Новогодней петардой, —
кривовато улыбнулась Варенцова. — На самом деле всё как у всех:
горячность, невыдержанность и дурные гены. Как водится, вначале сделала, потом
подумала. Нет бы наоборот…
Забелин кивнул, объехал пьяненького велосипедиста,
вихлявшего но дороге, и философски проговорил:
— Это он с утра пораньше так набрался или со вчерашнего
ещё не отошел?
«Нива» между тем проскочила знакомую бензоколонку, свёрнутый
набекрень указатель…
— Ну вот, Оксана Викторовна, это всё зона нашей
ответственности, вернее, зоны. Верстах в пяти на запад — «Трёха», «Прокурорка»,
малехо на восток «Девятка», потом «Строгач»…
— «Ведь там — сплошные лагеря, а в них — убийцы…» —
вполголоса поддержала Оксана.
— Именно. Чуток южнее «Двойка», с ней рядом «Чирик»
общего режима, при нём колония-поселение. И всё, аут. Дальше цивилизация
кончается и начинается топь. В тайге, говорят, медведь прокурор, а что там в
болотах деется, один Господь знает. А может, и вовсе чёрт…
Странно, но, произнося последнюю фразу, Забелин понизил
голос, и Варенцова сразу вспомнила об иконах.
— Я смотрела по карте, болота действительно гигантские,
пол-Европы утопить можно, — сказала она. — Но… вообще-то ведь есть,
наверное, гати… какие-то дороги, проверенные места… Вертолёты, опять же,
экранопланы всякие… И зимой небось замерзает…
— Наши бы желания да соответствовали нашим
возможностям, — усмехнулся Забелин. — У вертолётчиков лётный час
знаете сколько стоит? А потом не так тут всё просто, взял и полетел. Года два
тому назад пробовали некоторые — на Ка-пятидесятом, с ума сойти. Так их «Акула»
и нырнула с концами, никаких следов не нашли, хотя искали с собаками, а псари
были из Москвы. Чёрная история, в общем. Что же касается зимы, то болота эти
Морозко не по зубам — никогда не замерзают. Фашисты в Отечественную как уж
рвались, причём именно о зиме — и с танками, и с самолётами, и с пушками, и со
спецкомандами… И где сейчас все эти танки и пушки? На дне… Это я к тому, что,
конечно, кто-то знает тропинки. Но кто знает, тот много не говорит… Опа!..
