Я часто рисую себе эту сцену. Высокая грациозная женщина в белоснежном сари с младенцем на руках покидает больницу после полуночи. Ревет и беснуется ветер. Ее длинные черные волосы развеваются, скрывая лицо. Под ногами шуршат сухие листья, струится вихрями пыль. Полыхает молния. Женщина тяжелой поступью движется к церкви, прижимая к своей груди малыша. Вот она у самых дверей. Но завывания бури заглушают стук железного молотка. Время на исходе. Обливаясь горькими слезами, женщина осыпает младенца поцелуями, а потом опускает его в корзину, пристроив поудобнее на старых тряпках. Долго смотрит на сына прощальным взором, наконец отводит глаза, бежит прочь от камеры и растворяется в ночи…
Сестры Святой Марии владели детским приютом, а также агентством по усыновлению. Так что меня наравне с прочими сиротами предлагали желающим стать приемными родителями. Всех остальных забрали, но я никому не понадобился. При виде меня будущие мать и отец, наверное, переглядывались и, еле заметно покачав головами, торопились к другой колыбели. Не знаю, почему так вышло. Может, я был слишком темен. Может, недостаточно красив. Или все время сучил ножками. Может, надо было ангельски улыбаться. Или меньше агукать. Так я провел в приюте два года. Странно, что сестры сами не догадались дать мне имя. Звали просто Малыш. Малыш, который никому не нужен.
В конце концов меня взяли к себе супруги Филомена и Доминик Томас. Родом из Нагеркойла в Тамиле, к тому времени они перебрались в Дели. Миссис Томас работала уборщицей в церкви Святого Иосифа, муж ее служил там же садовником. В сорок с лишним они по-прежнему оставались бездетной парой, и приходской священник, отец Тимоти Френсис, настоятельно советовал им подумать о приемном ребенке, дабы заполнить пустоту в семейной жизни. Он даже посоветовал, куда обратиться. Доминик наверняка и не обернулся бы на безымянного Малыша, но Филомена выбрала меня с первого взгляда. Я так чудесно подходил к ее темной коже! Супруги потратили два месяца на оформление бумаг, однако спустя три дня — меня не успели даже крестить — мистер Томас вдруг обнаружил, что пустота в жизни его жены уже заполнена. Не мною, а мусульманином по имени Мастан Шейкх, местным дамским портным, специализацией которого были короткие юбки. С ним-то и сбежала миссис Филомена Томас, попросту кинув прежнего мужа и свежеусыновленного мальчика. По слухам, любовники отправились в Бхопал. Трудно сказать, где они сейчас.
Узнав об этом, обманутый супруг впал в ярость и первым делом отнес мою колыбельку к священнику.
— Отче, в этом ребенке кроется корень всех моих бед. Не нужно было нам его навязывать. Сами теперь думайте, как с ним поступить, — заявил он и, прежде чем кюре ответил бы «Аминь», ушел из церкви.
В последний раз мистера Томаса видели покупающим билет до Бхопала. С увесистым дробовиком в руках. Так отец Тимоти взял на себя новую ответственность. Он дал мне пищу, кров и еще дал мне имя: Джозеф Майкл Томас. Обряда крещения не было. Никто не зажег свечей, не опустил меня в купель, не окропил святой водой. И все-таки я сделался Джозефом Майклом Томасом. На целых шесть дней.
А на седьмой святого отца посетили двое. Жирный мужчина в курта-паджама
[18]
и худой бородач, облаченный в шервани.
[19]
— Мы из Комитета Всех Вероучений. Меня зовут Ягдиш Шарма, — отрекомендовался толстый. — Это мистер Инаят Хиндаятуллах. К сожалению, третий член правления, мистер Харвиндер Сингх, представитель религии сикхов, задержался в Гурудваре. Перейдем сразу к делу. Нам сообщили, что вы приютили у себя сироту.
— Да, приемные родители уехали, оставив бедного мальчика на мое попечение, — отвечал кюре, ломая голову над причинами столь неожиданного визита.
— И как вы назвали ребенка?
— Джозеф Майкл Томас.
— Разве это не христианское имя?
— Да, но…
— Откуда вы знаете, что истинные родители мальчика были вашей веры?
— Я и не знаю.
— Тогда зачем называть его будто христианина?
— Ну, не ходить же малышу без имени. А что не так?
— Все не так. Неужели вам, отец Тимоти, неизвестно, насколько сильны в наших краях предубеждения против смены религии? Разгневанные толпы сжигают церкви, в которых, как им кажется, происходит массовое обращение в христианство.
— Но это же не обращение.
— Послушайте, отче, мы-то уверены в чистоте ваших побуждений. Однако слух о том, что здесь окрещен мальчик-индуист…
— Да откуда вы знаете, что индуист?
— Отщепенцев, замысливших разнести завтра же вашу церковь, это не очень интересует. Вот почему мы явились помочь. Охладить страсти.
— И что вы предлагаете?
— Переименовать ребенка.
— Что-что?
— Видите ли… Если назвать его в честь одного из наших любимых богов, это может сработать, — предложил мистер Шарма. — Рама, к примеру, звучит неплохо.
Бородач вежливо кашлянул.
— Простите, не подменяем ли мы большее зло меньшим? Хочу сказать, где доказательства, что несчастный малыш родился индуистом? С таким же успехом он может оказаться мусульманской веры. Не лучше ли дать ему имя Мохаммед?
Последующие тридцать минут мистер Шарма и мистер Хиндаятуллах твердили каждый свое. Наконец кюре поднялся.
— Слушайте, если все дело в этом и если всякий сброд оставит мою церковь в покое, то я согласен. Как насчет того, чтобы принять оба ваши предложения? Пусть он будет Рама Мохаммед Томас. Это всех устроит.
Хорошо еще, мистер Сингх в тот день не явился.
Отец Тимоти был высоким белым мужчиной среднего возраста. На церковной земле ему принадлежал просторный дом, окруженный раскидистым фруктовым садом. На целых шесть лет кюре стал мне отцом и матерью, наставником, воспитателем и священником — все в одном. Вспоминая годы, проведенные с ним, я могу утверждать, что видел нечто похожее на счастье.
Отец Тимоти родился в северной Англии, в месте под названием Йорк, но потом на очень долгое время переехал в Индию. Именно благодаря ему я уже в нежном возрасте читал и говорил на безупречном английском. Он разучивал со мной детские стишки, особенно из «Матушки Гусыни». Помню, как, жутко фальшивя, распевал «Ты мигай, звезда ночная»
[20]
и «Ты скажи, барашек наш»,
[21]
доставляя, наверное, святому отцу приятное развлечение от всех его праведных трудов.
Я чувствовал себя частью одной большой семьи. Кроме самого кюре в доме постоянно находились верный слуга Джозеф и горничная миссис Гонсалес, которая жила поблизости. Да и под окнами вечно болталась куча соседских ребят — дети паяльщиков, сапожников, дворников и рабочих прачечной обожали играть на церковном дворе в крикет и футбол. Отец Тимоти поведал мне о жизни Иисуса Христа, об Адаме и Еве, а уличная родня посвятила в азы своих религий. Так я узнал о Махабхарате и Коране, о хадже Пророка из Мекки в Медину и сожжении Ланки. Вифлеем и Айодхья, Апостол Петр и Хаджи естественным образом воспитывали мою душу и разум.
