Расположенные поблизости иловые карты действительно жутко
воняли. Причём на километры кругом. Поскольку ил, который на этих картах
вылёживался, был вовсе не то, что образуется на дне лесных озёр и чистых
речушек. Это был чёрный, как чернила, липкий, как нефть, и невыносимо
смердевший осадок, остававшийся после очищения городских стоков. Его
складировали на означенных картах якобы для обеззараживания, а на самом деле
просто потому, что никто не мог придумать, что же с ним делать. Зараза,
соответственно, никуда не девалась, а, наоборот, убивала и уродовала всё, с чем
соприкасалась. Реки, ручейки, зелень, произраставшую по берегам… И дальше всё прочее,
входившее в пищевую цепочку. Что ни год, обширный бомжестанский фольклор
обогащался сюжетами, достойными «Пикника на обочине». Только у питерских
филологов всё не находилось времени изучить этот фольклор. Филологи
предпочитали записывать легенды Ботсваны. А у городских властей, занятых
престижными проектами и празднествами, ну хоть тресни, не находилось денег на
искоренение иловых карт. Видимо, их дачи располагались совсем в другой стороне…
– Ну ты, Дюбель, энциклопедист… – проговорил
Юркан. Сказал и на секунду успел решить, что «негр» чего доброго не поймёт
учёного слова, но тот понял, усмехнулся и стал рассказывать про само кладбище.
Однако всласть порассуждать не успел.
У костерка, призванного отгонять комаров, появился по
обыкновению хмурый Сан Саныч. Втянул носом не успевшие развеяться запахи
шашлыков, сплюнул в сторону и объявил:
– Сегодня выходим в ночь. Особый тариф.
Юркан для начала по-детски огорчился: «Ну вот, а как же
домой?..» Потом мысленно возликовал, согретый словами «особый тариф»: пиастры,
пиастры!.. И лишь в-третьих сообразил, что, кажется, в самый первый раз
оказался допущен к тёмной стороне кладбищенского бизнеса. О которой,
естественно, был, как любой россиянин, премного наслышан. Но слышать – это
одно…
Примерно через час они тихо, почему-то оглядываясь,
собрались у контейнера и предстали пред мрачным Сан Санычем.
Тот окинул их взглядом:
– Ну что, все, что ли? – Криво усмехнулся и отпер
контейнер. – Забирайте.
Два других «негра», Штык и Ливер, выволокли наружу нечто
продолговатое, завёрнутое в брезент, Дюбель ухватился с другого конца, тяжело
крякнул.
– Юрасик, подсоби.
Тот с готовностью подставил руки… и, тихо выругавшись,
внутренне содрогнулся. Понял, что кантует человека.
– Опаньки!
Взяли, приподняли, понесли… аккуратно, не раскачивая,
двигаясь в ногу. Хмурый Сан Саныч с лопатами в руках рыскал рядом, точно
сыскной овчар, принюхивался, прислушивался, оглядывался по сторонам… Бдил. На
угрюмом лице его было написано что угодно, кроме страха. А Юркан шагал с
холодным сердцем и пульсирующими висками, осязал под тряпкой ноги, тяжёлые, уже
остывшие, и поневоле проникался всей быстротечностью бытия. Сегодня ты мнишь
себя хомо сапиенсом, пупом вселенной и венцом мироздания, а завтра тебя вот так
же, на рогожке отволокут куда-то полупьяные мужики…
– Здесь, – наконец скомандовал Сан Саныч.
Тело опустили наземь у недавнего, ещё не забетонированного
захоронения. В темпе сняли стелу, переложили венки, опрокинули стандартную
раковину. Сноровисто разрыли почву, слава Богу, не успевшую слежаться. «Я?..
Неужели я ЭТО делаю?..» – как бы со стороны, молча изумлялся временами Юркан…
Между тем вытащили гроб – свеженький, никакой тебе вони. Деловито углубили яму,
опустили свёрток, припечатали гробом, присыпали землицей, водрузили надгробие.
Уложили на место пышные искусственные веночки… Ажур! Не знавши, не догадаешься.
– Все путём, – одобрил, зорко осмотревшись, Сан
Саныч. Тут же, как и договаривались, рассчитался по «особому тарифу», милостиво
кивнул. И, не тратя времени даром, исчез с лопатами на плече. С очень даже
довольным видом. И «негры» остались довольны, и, надо полагать, архангел Витька
Бородин. А может, и кто-то повыше. Что же касаемо нравственных устоев… Странно,
но особых морально-этических переживаний Юркан не испытывал. В России живём.
Первый звонок
Домой Юркан добрался далеко за полночь. По Московскому было
опять не проехать из-за «северного сияния», вовсю – с перекрёстка видать –
полыхавшего над башней сгоревшего института. Водители уже относились к
таинственному явлению примерно как к очередной стройке или ремонту, давшему
метастазы на проезжую часть. Ругались и сворачивали на Витебский. Однако и по
Витебскому нынче было не проехать, только и удалось разглядеть, как за цепью
милицейских мигалок ворочалась тяжёлая техника. Юркан лишь головой покачал,
нутром угадав, что и эти ночные мероприятия имели прямое отношение к
«Гипертеху», и мысленно прикинул ещё более дальний объезд…
В общем, пока добирался к себе самыми что ни есть
«огородами», по Правому берегу и запруженной, несмотря на поздний (или уже
ранний?) час набережной, Юркан заново проголодался, причём зверски. Шашлык
успел превратиться в эфемерное воспоминание под общим девизом «давно и
неправда»: организм, подстёгнутый серьёзной работой и стрессом, требовал
дополнительных порций горючего. Юркан поставил на плиту ковшик, достал из
морозилки пельмени, привычно отсчитал дюжину, мысленно махнул рукой – и вывалил
в бурлящий кипяток целую пачку. Когда всплыли, щедро добавил масла, сыра,
перца… И, ощутив наконец в животе приятную тёплую тяжесть, закурил и уселся у
телевизора.
Специально для таких, как он, полуночников давали
американский фильм. Не ахти какого высокого полёта, из тех, где поднаторевший
зритель без большого труда предсказывает сюжет на три хода вперёд, –
именно то, что и требуется для приятного душевного расслабления перед сном.
Фильм был про то, как не пойми какие деятели – то ли мафия,
то ли секретные службы – грохнули важного мужика, но, как водится, «зевнули»
случайных свидетелей. После чего принялись убирать их одного за другим. И
вообще всех, кто теоретически мог что-то видеть и знать. Да не просто
выслеживали и мочили: людей как бы вычёркивали из информационных баз бытия,
искореняя все данные о том, что такой-то вообще ходил по земле. То ли жил
человек, то ли попросту на свет не рождался!
В общем, смотри, зевай, подрёмывай на диване. Однако не
тут-то было. Минут через двадцать Юркан вдруг поймал себя на том, что начал
радоваться рекламе. Когда же кругом главного героя стала конкретно стягиваться
тугая петля, он оглянулся в сторону прихожей и почувствовал, что досматривать,
чем кончится дело, у него никакого желания нет.
Рука потянулась к пульту дистанционного управления…
Покрутила его – и опустила обратно. Палец кнопку так и не надавил. Юркан понял:
если сейчас он выключит телевизор, то долго потом будет вертеться в постели,
прислушиваясь ко всяким шорохам и соображая, чем же завершился фильм. А когда
наконец уснёт, ему, чего доброго, всё это ещё и приснится…
И в этот момент фильм прервали ради экстренного выпуска
новостей.
