Когда американцы, унося с собой благоухающий каравай, уже
забирались в специальный автобус, Кудеяр придержал Брауна за руку и глазами
указал в сторону города. Браун оглянулся. В семи километрах от них тяжёлые
клубящиеся тучи подсвечивало явственно видимое трепещущее радужное сияние.
– Это… оно? – помолчав, почему-то шёпотом спросил
негр.
Скудин молча кивнул…
– Ну конечно, были некоторые недоработки, но в целом
молодец, – похвалил Кудеяра чекист в белых тапках. Попытался сально
посмотреть на бёдра Ефросиньи Дроновны, но та подарила его таким «рублём», что
он как-то сразу усох и бочком, бочком направился к машине, пернатой от антенн.
Буров рыкнул вслед, и дверца очень быстро захлопнулась.
Врёшь, не возьмёшь!
Иван со своими из аэропорта поехал в институт. И самым
первым, кого он встретил ещё на парковке, был профессор Звягинцев. Лев
Поликарпович не ездил встречать американцев – а что ему их было встречать, ведь
Шихмана с Беллингом самолёт на этот раз не привёз… Звягинцев был облачён в
старомодную, весьма жидкую по наступившей погоде куртку, и в первое мгновение
Скудину при виде учёного стало попросту холодно. Однако потом он заметил, что
куртка была расстёгнута чуть не настежь. Профессор натурально не замечал
внезапного похолодания – шёл к арахисовому «Москвичу» походкой низвергнутого
монарха, отбывающего в изгнание. Верные сподвижники молча топали рядом и по
бокам – Альберт, Веня и Виринея. Они не провожали профессора, а уходили с ним
вместе. И только у одной Виринеи в уголках зелёных глаз мерцало затаённое
ехидство игрока, до поры до времени придерживающего в рукаве козырного туза.
Замыкал шествие Кот Дивуар. Вот он взял короткий разбег,
вспрыгнул на плечо Виринее и поплыл, балансируя пушистым хвостом…
– А пошло бы оно все к чёртовой матери, Ваня, – с
ходу ответил профессор Кудеяру на невысказанный вопрос. И махнул рукой куда-то
за левое плечо, в сторону директорского кабинета. – У нас тут, изволите
видеть, революция. Вернее, дворцовый переворот. Руководство сменилось. Так
решила Москва. Академик Пересветов уйдён… представьте, по болезни… а на его
место назначен…
– Опарышев, – проворчал Иван.
– Джабба Хатт
[7]
… – вполголоса уточнил
Алик.
– Еще слава Тебе, товарищ Господи, что пока только
исполняющим обязанности. Вот двинет науку, так уж двинет. Шаг влево, шаг
вправо…
– Прыжок вверх, – усмехнулся Иван и поневоле
вспомнил свои мечты о джунглях и о милом Заполярье.
Виринея провела пальчиком по его рукаву, коснувшись
запястья.
– Иван Степанович, вы не думайте, мы в обиду не
дадимся, – негромко проговорила она. У неё был тон человека, очень хорошо
знающего, о чём говорит. – И вы не давайтесь, ладно?
Иван невольно улыбнулся.
– Меня обижать, – сказал он, – грех. Такого
беленького, пушистого…
Неисповедимы пути!.. Никого и ничего не боявшемуся Кудеяру
предлагала защиту девчушка, которую они с Буровым не далее как минувшим летом
несли, чуть не плачущую от боли, через лес на руках. И, самое-то смешное, она
его действительно могла защитить. Иван вдруг преисполнился шальной и весёлой
уверенности, которая, как он по опыту знал, иногда в самом деле двигала горы.
Он поддался душевному порыву – и коротко обнял Виринею, словно боевого
товарища, пообещавшего прикрыть спину в бою.
– Ты их береги… – шепнул он ей, указав глазами на
троицу, стоявшую около «Москвича».
Виринея подмигнула ему и убежала, неся на плече кота, а
Скудин отправился к себе, за бронированную дверь. Однако долго отсиживаться за
нею не пришлось. Очень скоро его кликнули к высокому начальству. На предмет
знакомства.
Секретарша перед знакомой дверью сидела тоже новая… Ничего
общего с милой пожилой тёткой, которая обменивалась с Фросенькой кулинарными
тайнами и временами допускала жутко полезные «протечки» административных
намерений. Новая секретарша сочетала в себе лоск московской бизнес-вумен со
всем обаянием надзирательницы из женской тюрьмы. Скудин про себя обозвал её
«гестаповкой» и вошёл в кабинет.
Здесь перемены покамест коснулись только стульев. Все были
новенькие, только сегодня из магазина. Прочая обстановка оставалась на
привычных местах, но вид имела какой-то… приговорённый. Каким образом это
чувствовалось – Бог весть, но у Скудина не осталось сомнений, что не далее как
завтра-послезавтра всё будет подчистую списано и отправится по дачам деятелей
вроде Кадлеца.
Почему-то от этой мысли ему стало ещё противнее, чем в тот
раз у туалетчика Петухова, в окружении награбленной роскоши. Однако бесшабашная
лихость, которой наградила его Виринея, никуда не делась, и Кудеяр прищёлкнул
каблуками, расправил грудь:
– Здравия желаю! Полковник Скудин, начальник режимного
отдела.
Академик Опарышев в жизни оказался точно таким же, как на
телеэкране. Сделанный словно из белого теста, только не пышно-сдобного, а
скорее немного перележавшего и подкисшего. С бледными, какими-то размазанными
губами. С зоркими и опасными глазками из-за линз толстенных очков… Скудин
присмотрелся – зрачки были нормальные. Но из-за этих глаз улыбка,
предназначенная, вероятно, быть доброй и располагающей, получалась
приторно-медово-смертельной, как приманка для доверчивой мухи.
Со своей стороны, Скудин видел, что и сам не слишком
понравился исполняющему директорские обязанности. Улыбка постепенно пропала, и
Кудеяр увидел настоящего Джаббу Хатта, который с радостью заморозил бы его в
углероде
[8]
и выставил возле стола «гестаповки»: оставь надежду
всяк сюда входящий…
– Давненько я хотел на вас посмотреть, – не
здороваясь, очень тихо начал Опарышев. – Значит, это ваша жена нам
устроила весь нынешний сыр-бор?
И он хмыкнул, нанеся пробный укол и ожидая реакции. Скудин
ни кивать, ни спорить не стал. Замерев в стойке «смирно», он продолжал смотреть
на него сверху вниз, смотреть весело и насмешливо. «Нам»?.. Может, и вам…
Спасибо Виринее: слова академика отлетали от него, как пресловутый горох от
стенки.
– Под руководством вашего же бывшего тестя Звягинцева и
при попустительстве очковтирателя Пересветова… – чуть не шёпотом продолжал
новый директор.
Скудин и это воспринял с невозмутимостью танковой башни.
Видимо поняв, что не сумеет вызвать его на скандал, академик свернул аудиенцию.
– Да… компания подобралась… Ну ничего, будем делать
выводы. Пока – организационные, а там посмотрим. Завтра утром жду вас с годовым
перспективным планом мероприятий. Всё, вы свободны, полковник.
