Распахнул незаблокированную дверцу – и бросился бежать прямо
по проезжей части.
Семён Петрович трезво оценил обстановку и без особой паники
скомандовал в рацию:
– Эй, на двойке, затопчите юродивого.
Хотя внутренний голос уже подсказывал ему, что неприятности
по одной не случаются…
Вор должен сидеть в тюрьме!
Андрон Кузьмич Собакин ждал «подкидыша», который должен был
отвезти его на службу. Пританцовывая на морозе, он нетерпеливо прохаживался
туда-сюда на безлюдном углу Московского и Бассейной. Пять шагов туда, пять –
обратно. Ему было холодно, однако тот факт, что на его бывшей земле вместо
какой-нибудь заблудившейся весны царила более-менее нормальная зима, внушал
оптимизм. Собакин поглядывал на тихо падавший снег и чувствовал себя так, будто
годовой ритм, не пожелавший сбиться из-за близости первоисточника дымки, был
его личной заслугой.
Потом, как-то совершенно незаметно, его мыслями завладел
дивный образ любимой подруги, ненаглядной Клавдии Киевны. На губах майора
возникла мечтательная улыбка, а взгляд утратил цепкую сосредоточенность.
Пребывая мыслями во внеземном, Андрон Кузьмич сбился с ритма
«пять—пять» и начал спускаться по отлогому асфальтовому пандусу в подземный
переход.
Он вздрогнул и вернулся к реальности, только когда по стенам
перехода заиграли блики цветных проблесковых маячков.
– Царица Небесная, – спохватился майор, сообразив,
что «подкидыш» может и уехать, не заметив его. И в этот момент до него с жуткой
одновременностью дошли сразу две вещи. Первая: там, где он топтался у
перекрёстка, никакого подземного перехода не было и в ближайшем будущем даже не
планировалось. И вторая: больно уж многоцветными были отблески маячков. Прямо
радужными. То-то они сразу показались ему подозрительно знакомыми, только он
это ощущение неправильно истолковал. Вовсе не маячки светили по сторонам, а те
самые зловещие радуги, которые он каждую смену выслеживал на городских улицах.
А стало быть, он вовсе не спускался по пандусу под Московский проспект. Он, чья
нынешняя служба состояла в том, чтобы обнаруживать дыры и всемерно ограждать от
их воздействия идущих и едущих питерцев, умудрился сам, своими ногами забрести
аккурат в такую дыру!
Зачем-то прихлопнув ладонью на голове форменную ушанку,
майор рванулся было назад, но оказалось, что понятий «вперёд» и «назад» больше
не существовало. Равно как, впрочем, «верха» и «низа». Всюду было только одно.
Радужный, бешено вращающийся туман.
Андрон Кузьмич почувствовал, как наваливается несусветный,
сулящий безумие ужас. Нет, не то чтобы он осознанно испугался чего-то. Или
кого-то, способного таиться за неоновой вывеской этой вселенской
неопределённости. Майора Собакина, вооружённого и при исполнении, не так-то
легко было испугать. Это действовала сама энергетика вневременного,
внепространственного континуума, вовсе не предназначенного для пребывания
существ из плоти и крови. Нечто подтачивало самые корни разума, разъедало его,
как опасная кислота… Андрон Кузьмич ещё крепче прижал ушанку и уже собрался
закричать смертным криком, понимая, что вот сейчас спятит, – но тут
навстречу и мимо с невообразимой скоростью мелькнуло нечто большое, красное с
белым. Мысли майора немедленно прояснились, а ещё через мгновение под ногами
образовался твёрдый каменный пол.
Собакин оказался в небольшом, скудно освещенном помещении,
габаритами напоминавшем актовый зал в ГорГАИ. Оказавшись по крайней мере в
привычной системе координат, Андрон Кузьмич сейчас же проверился – табельный
пистолет Макарова вместе с положенной к нему запасной обоймой находился на
месте, в поясной кобуре справа. Майор сунул руку за пазуху… Удостоверение
покоилось в форменной рубашке, и пуговка на нагрудном кармане, как и учили, была
застёгнута. Облегченно вздохнув, он оторвал свой взгляд от заколки галстука и
осмотрелся.
Даже в приглушённом свете явно импортных ламп, лихо
стилизованных под древние факелы, было видно, что в зале присутствовали в
немалом количестве материальные ценности. Большей частью – несомненные предметы
неведомого Собакину, уж точно не православного культа. Заметив в самом центре
статую ладной голой бабы, Собакин путём сложной ассоциации вновь вспомнил
Клавдию Киевну и с чувством произнёс:
– Ёшкин кот…
А уж как пошло бы Клавочке кольцо, блестевшее на пальце у
изваяния, – простой зеленоватый металл и два камушка, красный да голубой…
Умели же древние делать!
Собакин вздохнул, чуть сдвинул ушанку со лба и продолжил
осмотр помещения. Мозаичный пол, драгоценная утварь и статуи, явно помнившие
века… Так вот куда вынесла его дыра – в Эрмитаж! Майор огляделся, и догадка
блистательно подтвердилась. Поблизости от себя Андрон Кузьмич заметил
смотрителя зала, бородатого пенсионера с веничком в руках, форменную музейную
мышь. На голове у дедули красовалось нечто вроде самодельной будёновки.
Странно, что в зале хозяйничала не ветхая старушенция с брошкой и в войлочных
тапочках, как обычно бывает, ну да не суть важно.
– А где это весь народ, отец? – кашлянув,
поинтересовался майор. – Санитарный день, что ли?
Старик не ответил. Он как-то странно смотрел на Андрона
Кузьмича и пятился прочь. «Ну и хрычей у нас в Эрмитаже на довольствии держат.
Ещё в Гражданскую контуженных», – мысленно раскритиковал музейное
начальство майор… и в этот момент раздался грохот явно несанкционированного
проникновения. В помещение ворвалось с десяток здоровенных граждан мужского
пола, сплошь одетых в чёрные спортивные костюмы с капюшонами.
«Во дела! Уже на бюджетные объекты наезжают, сволочи!» –
возмутился Собакин.
Между тем бандитствующих элементов нисколько не смутило
присутствие сотрудника органов. Они на него попросту не обратили внимания.
Окружив престарелого работника культурной сферы, они принялись доставать его,
что-то крича на непонятном языке (видимо, по фене) и угрожающе размахивая
длинноклинковым холодным оружием.
Тут уж Собакин обнажил ствол и, дослав патрон, снял пистолет
с предохранителя.
– Стоять к стене, стрелять буду! – Он решительно
выдвинулся из-за колонны и, фиксируя задержанных в секторе поражения, громко
велел смотрителю: – Кнопку тревожную жми, отец!
Но тот, человек преклонных лет, его как будто не понял. То
ли от старческого маразма, то ли из-за шокового состояния. Он пятился к
центральной статуе, ни дать ни взять желая закрыть её собой. Зато обнаглевшие
бандюки, по-прежнему невзирая на то, что перед ними находился сотрудник милиции
в форме, кинулись со своими свиноколами наперерез. Создавалась, таким образом,
реальная угроза для жизни.
Радуясь в душе, что живой свидетель у него имеется, капитан
на всякий случай выпустил первую пулю мимо – с нагаром на остальных легче будет
в прокуратуре разбираться – и, плавно выбрав свободный ход, не сорвав, тут же
прострелил ближайшему нападающему бедро. Однако другие – укуренные, что
ли? – не отреагировали. Делать нечего, оставшимися шестью патронами
Собакин положил пятерых, после чего сноровисто заменил обойму, не забыв бережно
упрятать в карман отстрелянную, уже совсем с близкого расстояния засадил пулю
вооруженному преступнику прямо в плечевой сустав, лишив его таким образом
конечности…
