– Гестаповец. Опричник. Сатрап… – бормотал Эдик, впрочем,
беззлобно. Он не отказался бы узнать, на что Кудеяру понадобилась доза кровяной
сыворотки, о которой тот вчера попросил. Эдику было не жалко, просьбу он
выполнил, но вот для чего – спросить постеснялся. А впрочем, какая чепуха в
контексте мировой революции. Ну не могло же быть в самом деле, чтобы теорема
Шнеерсона имела альтернативное доказательство, чтобы Шихман, сам Шихман ошибся,
а он, сопля, без году неделя, нащупал правильный путь?..
Программа странслировалась, запустилась, и Эдик узрел забавного
двумерного муравья, неторопливо двигавшегося по плоской поверхности стола.
Когда на столешницу был положен кубик, насекомое в силу сенсорной обделённости
восприняло его в виде квадрата, а как только предмет приподняли – вообще
потеряло его из виду.
Сразу за этим Эдику показали привычный трёхмерный мир, где
живущим в нём тварям дано воспринимать форму, и он смог зримо убедиться, что
человек пребывал одновременно в прошлом и в будущем, а настоящее являло собой
тонкую бритву, постоянно отрезавшую кусочки от «того, что будет» и
отбрасывавшую их в «то, что было». Гераклит сказал истину: в одну и ту же речку
дважды не войдёшь…
Тем временем на экране монитора появилась лицевая сторона
Великого пантакля Соломона – шестиконечная звезда, отображавшая мир в древней
символике, где каждая точка вселенной связана со своим временем, когда всё
находится повсюду и везде. Затем Эдика начали знакомить от общего с
частностями.
Оказалось, четырёхмерное пространство есть точка, где Топос
тесно слит с Хроносом. В этом случае возможно видеть как сам предмет, так и то,
что находится у него внутри. Наступает единство формы с содержанием. У человека
эта точка находится на макушке, в районе седьмой чакры, индусы называют её
дырой Брахмы. Существо, достигшее этого уровня, получает неограниченное по
нашим меркам могущество. Оно видит и знает всё вокруг, как бы становясь
Божеством.
На дисплее возник красно-зелёный объёмный бублик, именуемый
по-научному тором, и чья-то невидимая рука начала его медленно сжимать в точку,
давая возможность наблюдать, как внутренняя поверхность сворачивается вокруг
воображаемого центра, а края наружной – смыкаются друг с другом. И в результате
получается дуплекс-сфера, то есть шар в шаре, она же модулятор великого
французского архитектора Корбюзье.
Находясь в центре подобной энергетической конструкции,
действительно было возможно видеть форму предмета и его внутреннее содержание,
а чтобы не оставалось и тени сомнения, компьютер предложил желающему надеть
специальный шлем. Это было неуклюжее сооружение с торчащими во все стороны
проводами, собранное «на колене». Доверяя собственному изделию, Эдик решительно
водрузил его себе на голову – и отправился на прогулку по зелёной внутренней
поверхности сферы. Достиг центральной точки и… вышел наружу.
Обитатели тороидального мира больше не могли его видеть. Он
для них просто исчез, словно кубик для двумерного муравья. Эдик стащил с головы
шлем и едва слышно прошептал:
– Эврика. Эврика…
Хотелось немедленно звонить Льву Поликарповичу и почему-то
Скудину, но на это ещё надо было решиться. Эдик вылез из-за компьютера и
некоторое время просто стоял у окна, глядя с высоты двенадцатого этажа на
пустынные улицы, освещённые лишь кое-где редкими свечками фонарей.
Потом на столе у него за спиной мелодично запищал телефон.
– Да?
– Извините, что в такой поздний час беспокою, –
прозвучал женский голос, от которого у Эдика почему-то перехватило дыхание и по
спине побежали мурашки. – Я с поезда, а он опоздал… Вы, по-моему,
домработницу искали?..
Братство Кольца
…На ваш запрос от такого-то числа сообщаем, что при осмотре
трупа мужчины, прибывшего согласно рапорту начальника боевого расчёта номер
четырнадцать старшего лейтенанта Хорькова из временного туннеля и погибшего в
результате множественных пулевых ранений, как следует из означенного выше
рапорта, такого-то декабря по адресу: Московский проспект, дом 190, никаких
наручных украшений типа перстня обнаружено не было…
Из служебной информации.
Грех роптать! В общежитии для командного состава КГ пока ещё
имелись в наличии и свет, и газ. Жить можно. Особенно когда на кухне
хозяйствует Клавдия Киевна, орлица, белая лебедь, боевая подруга,
мать-командирша. Хоть плита и горела еле-еле, вода в кастрюле понемногу
готовилась закипать. Клавдия Киевна только слегка сомневалась, что в неё
положить. В холодильнике сберегалась замечательная астраханская сельдь,
обещавшая дивную гармонию с варёной картошкой. Однако картошку ещё нужно было
почистить, а у Клавдии Киевны сердце обливалось кровью при мысли о том, чтобы
заставлять голодного Андрошу ждать целых двадцать лишних минут.
Решившись наконец, Клавдия Киевна потащила из морозилки
большой пакет «Шкиперских» пельменей, купленных на развес. Но едва она начала
теребить полиэтиленовые ушки пакета, связанные таинственным, ведомым только
продавцам нераспутываемым узлом, как в дверь постучали.
– Товарищ майор! Андрон Кузьмич! Вас к телефону!
Говорят, срочно!
Бедная Клавдия Киевна расстроенно захлопнула морозилку.
Вполне могло оказаться, что её майора прямо сейчас опять потребует служба,
которая была у него, без всякого преувеличения, и опасна, и трудна. А она – ох,
женская доля! – опять останется его ждать, даже не получив удовольствия
подоткнуть ему одеяло и немножко посидеть рядом с ним, спящим.
Собакин, только что устало расположившийся за столом, молча
вылетел в коридор.
Дежурство у него нынче выдалось напряжённое. Боевой расчёт
поднимали по тревоге три раза подряд, и все три раза впечатления были неслабые.
Для начала черти принесли на Театральную площадь пятерых
желтокожих воинов. Как объяснил штатный консультант-историк, гаврики были из
«тигровой гвардии» легендарного китайского полководца Чжэн Чэньгуна. Каждый
«тигр» был под два метра, легко поднимал над головой камень в полтора центнера
весом, а своим мечом-алебардой «чой-янг-до» с одного удара убивал лошадь. Поди
таких обиходь.
Только «красноголовые» Собакина успели утихомирить китайцев,
как прямо у Финляндского вокзала объявились японцы. Двое самураев, вывалившихся
из дыры, не подумали прерывать смертельного поединка. Как раз когда подоспел
боевой расчёт, один из двоих ударом «монашеского плаща» – кэса-гири – рассёк
своего врага надвое. И тут же, пребывая в боевом экстазе, вырвал из
поверженного тела печёнку. Которую и принялся с жадностью пожирать…
Спасибо хоть на том, что после этого он не сопротивлялся.
Едва молодые сотрудники успели как следует проблеваться, как
пришёл третий вызов, и Собакин понял, что этот день сделает из него специалиста
по Востоку. Напротив Смольного объявилось не менее дюжины раскосых красавиц,
смуглокожих и совершенно нагих. Тут уж встал в тупик даже штатный консультант,
сумевший лишь приблизительно распознать в них гарем какого-нибудь азиатского
владыки. Эпоха и страна так и остались загадкой.
