Она с радостью отдала бы и непрошеный дар, и все на свете
пророчества, если в порядке расплаты ей предстояло узнать, что Эдик не
чувствует к ней ничего, совсем ничего… что он любит другую…
«Ну вот. Пошли сопли и вопли!»
Женя намазала последний маленький бутерброд настоящим вологодским
маслом для лучшего усвоения содержавшегося в соке полезного каротина, красиво
расставила на подносе тарелочки и стаканы – и вышла в комнату к гостям.
Она подоспела как раз к тому моменту, когда по телевизору
передали какое-то необыкновенно радостное сообщение. Во всяком случае, Эдик и
двое пожилых учёных водили хоровод, в восторге распевая воинственно-победную
«Марсельезу». В общем веселье не участвовал лишь глубокий старик, одиноко
сидевший в инвалидном кресле возле окна. Когда Женя вошла, он медленно повернул
кресло…
И у неё чуть не выпал из рук поднос с бутербродиками и
только что выжатым соком.
– Дедушка! – не памятуя ни о каких приличиях, во
всё горло завопила она. – Ганс Людвиг! Дедуленька!..
Вот теперь можно и в Рим!
Когда стало окончательно ясно, что в зоне действия дымки
лучше перемещаться на дизельном ходу, а улицы полны неожиданностей, в среде
состоятельных питерцев возникла стихийная мода на бронетехнику. Некоторые
обзавелись настоящими военными агрегатами, но им требовалась чёртова прорва
солярки, и по мере роста топливного дефицита всё большей популярностью в
солидных бандитских кругах стали пользоваться КрАЗы с КамАЗами. Понятно, при
стальных заглушках со смотровыми щелями вместо стёкол в кабинах.
В кабине 260-го КрАЗа противно воняло соляркой, в тесноте
наваливался на плечо Чекист, но Семён Петрович Хомяков все неудобства переносил
мужественно, хорошо понимая, что жизнь нынче настала такая – гундозная.
Трёхсотсильный дизель мерно урчал, огромные колеса дружно
месили мартовскую слякоть бездорожья, бывшего некогда городской улицей с весьма
подходящим названием – Броневая. День был опять же истинно мартовский,
пронзительно-синий. Семён Петрович поискал глазами солнце, почему-то не сразу
нашёл, а когда нашёл и сообразил, в какой стороне горизонта располагалось
светило, ему захотелось перекреститься. «Что за тварь такая человек, ко всему
приспосабливается…»
Кажется, ещё вчера ему на дело доводилось выходить раз в
полгода, да и то только для поддержания авторитета, и ездить иначе как в «шестисотом»
было западло… А вот припёрло – и стало не до понтов. Чтобы выйти в цезари,
приходилось трудиться. Да как! Не покладая рук…
Тем временем впереди показалась железнодорожная станция,
одноимённая с улицей. Поезда, впрочем, давно не ходили, рельсы покрывались
ржавчиной, зато здесь располагался единственный КПП зоны, где удалось
прикормить начальство «красноголовых». В буквальном смысле причём. Когда
остановивший машину небритый сержант хрипло поинтересовался пропуском, Хомяков
опустил стекло и коротко посоветовал:
– В кузове посмотри.
Было слышно, как грохнул открываемый задний борт. Сидевшие в
кузове «быки» потащили по железу нечто тяжёлое, и в снежное месиво шмякнулась
разделанная оленья полутуша.
– Петя, порядок, пропускай, – зычно крикнул страж
ворот.
Двигатель натужно взревел, из выхлопной трубы вылетел густой
дымный шлейф. Сидевший за рулём Макарон включил индикатор временных ям и
медленно повёл машину вперёд.
Ошивавшиеся неподалеку крысятники – мелкая шушера,
раздевавшая вольтанутых на тротуарах, – при виде КрАЗа мгновенно исчезли в
ближайшем парадняке, да и правильно сделали. На местном Клондайке успела
установиться своя иерархия. Внутри периметра переступать дорогу Хомякову не
решался никто.
Это была третья ходка Семёна Петровича вместе с сябрами в
зону. Первый блин едва не получился комом: Хомяков не пожелал начинать с малого
и сразу надумал «взять» сокровищницу храма Соломона, но вышла промашка. Что
поделаешь, везде нужен опыт. Несмотря на подробную карту, они всё-таки
перепутали хрональный туннель, и какая-то конница – они даже как следует не
разобрались чья – едва не растоптала их всмятку. Соответственно, пришлось
срочно линять. Однако, не впав в уныние, Семён Петрович без передышки зашёл на
вторую попытку, и она оказалась более чем удачна. Легионеры Тита как раз
приступили к разграблению внутренней части святилища, и, применив на практике
старый лозунг об экспроприации экспроприаторов, Семен Петрович затарил целый
кузов золотой храмовой утварью, а уж сверкальцы они в буквальном смысле
закидывали лопатами…
А вот прошлая вылазка не задалась, а всё из-за сантиментов.
Семёну Петровичу ударила в голову детская блажь посетить знаменитый Шервудский
лес. Ну, желательно попутно ободрать какого-нибудь рыцаря, возвращавшегося с
добычей из крестового похода. Увы, увы. Целый день мотались по чащобе под
нудным английским дождём, чуть не заблудились, и всё без толку. Не встретили
никого и ничего, вообще ни души, только и развлеклись тем, что подстрелили
несколько королевских оленей. Даже воспетые в балладах шерифы не примчались
вешать браконьеров. К тому же и оленина оказалась далеко не такой вкусной, как
следовало из книжек про весёлых стрелков… Ну да ничего. Нашли и ей применение.
Сегодняшний поход был выверен до мелочей. Учли, кажется,
всё…
«Кажется? Или действительно всё?»
Макарон остановил грузовик неподалеку от красной светящейся
вешки. Сверился с экраном индикатора и произнёс:
– Вроде здесь.
«Вроде…»
Шевельнув плечами, Чекист достал из офицерской сумки план
зоны, деловито развернул его и, определившись по цветной хронологической шкале,
подтвердил:
– Годится. Примерно тысяча восьмисотый год до нашей
эры.
«Примерно… такую мать…»
Вчера недалеко от этого места был замечен меднокожий бритый
человек, носивший шкуру пантеры, перекинутую через левое плечо, – древнеегипетский
жрец. Будем надеяться, что прибыл он вправду по данному временному туннелю…
– Так, приготовились. – Хомяков спрыгнул с высокой
подножки в размокший снег и, не обращая внимания на маячившего вдалеке
полуголого бородача с дубиной в волосатых руках, принялся проверять снаряжение.
Спутники Хомякова не замешкались, из кузова полезла братва.
Тут же раздались воинственные крики, и пущенный из пращи кусок гранита шарахнул
в бронекуртку Макарона, едва не свалив амбала.
– Во падла, – свирепо прошептал тот и потянулся
было за автоматом Калашникова, однако поднимать стрельбу из-за пустяка Папа не
разрешил: лишний шум ни к чему.
Глушить двигатель не стали, ничего с ним не случится.
Заперев кабину на ключ, Семён Петрович уже более-менее привычно скомандовал:
– Канайте на хвосте!
И неторопливо направился к устью временной дыры, отмеченной
вешкой.
За ним вплотную, след в след, двинулась вся колода. Когда
Хомяков поднял вверх руку с гайкой, на которой ярко зажглись красно-синими огнями
сверкальцы, каждый взял соседа за локоть, – и сейчас же их подхватило
бешеное коловращение радужного многоцветья. Бестелесно воспарив в пустоте,
бандиты непроизвольно зажмуривали глаза, кто-то – руки заняты – держал во рту
нательный крестик, вытащенный из-под рубахи… Всего через секунду неведомо
откуда налетел удушливый ветер-решеф, и «братки» вповалку посыпались на
раскаленный солнцем жёлто-серый песок.
