Помните анекдот? Бредёт турист по Сахаре: «Ну и пляж
отгрохали, блин…»
– Мама моя родная. – Макарон, прикрывая лицо
рукой, в изумлении уставился на три ослепительно яркие звезды, в которые под
отвесными лучами полуденного светила превратились одетые полированным камнем
пирамиды. – Играют прямо как брюлики…
– Впрягайся в пахоту! – Не отрывая глаз от экрана
портативного индикатора, Хомяков принялся осторожно отмечать границы хрональной
дыры. Сделай сам – душа не будет болеть… Положив последний камень, он
внимательно огляделся по сторонам.
Карта не подвела.
Совсем неподалёку просматривалась грандиозная фигура
Сфинкса. Загадочное выражение каменного лица Хомякову очень не понравилось –
слишком уж отмороженное. Вот сейчас раскроет рот и примется вслух выдавать
нечто такое, о чём Семён Петрович даже думать-то избегал…
В паре сотен шагов от каменного монстра высилась пирамида
Хеопса, за ней виднелась вторая – Хефрена, а самая дальняя – Микерина – была в
тройке исполинских сооружений замыкающей.
Между гробницами и монолитом Сфинкса зеленела небольшая
пальмовая рощица, и, повернувшись к Макарону, Хомяков указал на неё рукой:
– Пока там кости кинем.
Подтянувшись под сень деревьев, тяжеловесы-мокрушники живо
сменили экипировку, прикинувшись по-летнему. Проверили вооружение и, кряхтя,
взвалили на плечи тяжёлые рюкзаки со взрывчаткой. Дай-то Бог, чтобы на обратном
пути рюкзаки, радикально поменявшие начинку, сделались ещё тяжелей…
– Все по железке, – осклабился Макарон, и команда
под водительством Хомякова двинулась по направлению к Сфинксу.
Из-под лап каменного монстра были явственно различимы голоса
– это заунывно пели жрецы в подземном храме Гора. «Я вам дам опиум для народа…»
Будущий цезарь схватился за противотанковый гранатомет РПГ-7, прицелился и
нажал на спуск.
Двухкилограммовая граната попала точно в цель, раздался
страшный грохот, во все стороны полетели осколки камней, и Чекист, хохоча,
восторженно заорал:
– Эко ты харю-то ему отрихтовал, Семён Петрович, прямо
в нюх!
Пение оборвалось, и к подножию Сфинкса откуда-то выбежала
группа бритых жрецов в белых одеждах. При виде обезображенного лица колосса они
подняли было хай, но быки шмальнули по ним из «калашей», и жрецы, вытянувшись
на раскалённом песке, успокоились навсегда.
Привычно обшмонав безжизненные тела, тяжеловесы надыбали
пару перевесов из рыжья, а Папа лично содрал с шеи Верховного Мистика храма
большой крест – наша эра, не наша, а крест был, оказывается, в ходу.
Действительно, опиум.
– Босота, – охарактеризовал он добычу. И
повернулся к Чекисту: – Далеко ещё?
– Если верить плану, от силы верст пять, а сколько в
натуре, одному Аллаху ведомо, почти сорок веков прошло… – Хомяковский
подельник развернул красочный рекламный проспект какой-то турфирмы и, с
ненавистью глянув в безоблачное небо, пересохшими губами прошептал: – Ну,
Ташкент.
Однако воду из фляги он глотать не стал, а, подержав во рту,
сплюнул на песок – к немалому удивлению остальных, уже успевших залить в себя
порядочно влаги. Потом взял направление по компасу и махнул рукой:
– Вон туда.
Довольно скоро двигавшиеся нестройной толпой «братки»
уловили живительное дыхание прохладного ветерка, донёсся парфюмерный аромат
цветущих роз, а безжизненный ландшафт стал меняться на глазах. Бандиты достигли
конечной цели своего путешествия – оазиса с уютным, изюмно-финиковым названием:
Фаюм.
Когда-то в этом месте была лишь пустынная котловина,
окруженная со всех сторон прожаренными на солнце, мёртвыми скалами. Почти за
двадцать веков до Рождества Христова фараон Аменемхет руками тысяч рабов
отделил восточную часть котловины, воздвигнув плотину высотой с двухэтажный
дом, толщиной у основания около ста шагов и длиной более сорока километров.
В результате разливы Нила образовали здесь порядочный
водоём, называвшийся Меридовым озером и считавшийся одним из чудес света.
Благодаря ему пустынная местность быстро превратилась в цветущий край – Фаюм,
где двести тысяч человек жили в изобилии и достатке.
Однако Хомякова гидротехнические достижения древних египтян
волновали менее всего. Пристальный интерес бизнесмена был нацелен на восточную
границу оазиса. Туда, где находилось огромное здание в форме подковы,
занимавшее участок земли в тысячу шагов длиной и шестьсот шириной. По привычным
нам меркам – ничего особенного, так себе домик. По меркам сорокавековой
давности – полноразмерная крепость.
Это был знаменитый Лабиринт, также построенный Аменемхетом.
Величайшая сокровищница Египта, в которой за многие века поколениями жрецов
были собраны поистине несметные богатства. В огромном здании было два яруса –
наземный и подземный, а в каждом из них – по полторы тысячи комнат, снабженных
хитроумными запорами, тайна которых была доверена лишь нескольким жрецам. Всех
остальных ожидали ловушки в духе фильмов про Индиану Джонса.
Всех остальных – но не Семёна Петрович Хомякова. На Индиану
Джонса он, может быть, и не тянул, зато у его людей были при себе отмычки.
Самые универсальные, какие только бывают. И в количестве, вполне достаточном
для предстоявшего дела…
Между тем, изумленно глазея по сторонам, бандиты углубились
в тамариндовую рощу и, опустившись по команде Макарона в густую, пестревшую
цветами траву, устроили недолгий привал. Разжигать огонь было не велено, а
потому, слегка закусив отвратительно тёплой тушёнкой и не менее мерзкими
«Сникерсами», потерявшими от жары всякое подобие, образ и вкус, «братки» снова
двинулись в путь. Они обходили Меридово озеро по большой дуге, и лишь когда
раскаленный диск солнца сделался медно-красным и начал исчезать за верхушками
смоковниц, Чекист приложился к биноклю и задумчиво произнёс:
– Не обманул, сука.
Он имел в виду Геродота, назвавшего Лабиринт вторым чудом
света.
…В условиях трёхмерного пространства и одномерного времени
множественность существования невозможна. Однако в условиях шестимерного
пространственно-временного континуума она становится совершенно естественной,
поскольку при этих условиях каждая точка времени соприкасается с каждой точкой
пространства, и всё существует везде и всегда. В континууме, который изображён
Великим пантаклем Соломона, идея множественного существования подразумевается
сама собой, то есть перемещение во времени становится привычным делом, лишённым
какого-либо налёта мистики…
Из дневника Поликарпа Звягинцева.
Грандиозное здание сокровищницы, воздвигнутое неподалёку от
берега Нила, вплотную примыкало к снежно-белой пирамиде, вдвое меньшей, чем
мемфисские. В лучах заходящего светила Лабиринт казался гигантской серой
подковой, в натуре приносящей изменчивый бандитский фарт.
Вскоре был объявлен привал, и после лёгкого перекуса
всухомятку рядовым членам команды было разрешено «придавить харю». Сам же
Хомяков и Чекист с Макароном принялись «лабать фидуцию» – вырабатывать план
действий.
