Книга Кудеяр. Вавилонская башня, страница 83. Автор книги Мария Семенова, Феликс Разумовский

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Кудеяр. Вавилонская башня»

Cтраница 83

Безумная надежда так стиснула сердце, что голова пошла кругом. Увидеть его. Обнять. А после…

– Ваши предки, герр профессор, в самом деле были из крестьян, – кивнул фон Трауберг. – Боюсь, насчёт отца мне придётся вас огорчить: по моим сведениям, Поликарпа Климовича действительно расстреляли через месяц после ареста. Тем не менее у меня складывается впечатление, что Высшие Силы несколько неравнодушны к вашей семье. Прежде чем ехать сюда, я ведь самым подробным образом составил ваш гороскоп, и знаете что? Вы должны были умереть в раннем детстве, причём насильственной смертью. Я навёл кое-какие справки, и оказалось, что дом, в котором вы жили, разрушило бомбой буквально через полчаса после того, как вы отправились в эвакуацию.

«ВАШЕЙ бомбой, старый козёл, – мрачно подумал Скудин. – А может, это… Марина? Может, при взрыве её через самый первый туннель в блокаду закинуло?..»

Вслух он, естественно, ничего не сказал.

Глеб Буров сложил на груди руки, переступил с ноги на ногу, вздохнул и подытожил:

– Остаётся действовать методом научного тыка. Я правильно понял?

…Учитывая сложившуюся обстановку и полное отсутствие перспективы появления в ближайшем будущем каких-либо стабилизирующих ситуацию факторов, настоятельно, под мою личную ответственность, прошу разрешить:

1. Считать информацию, предоставленную гражданкой Корнецкой Евгенией Александровной (она же Ромуальда фон Трауберг, она же лейтенант-полковник Айрин Джиллиан), объективной и заслуживающей пристального внимания.

2. Провести натурные испытания предмета, доставленного перемещённым во времени по имени Кратаранга и условно названного перстнем силы.

3. При получении положительных результатов с перстнем силы провести хрональное перемещение в блокадный Ленинград с целью получения информации о репрессированном учёном, занимавшемся проблемами времени…

Из инициативного рапорта полковника Скудина.

Семён Петрович Тиберий

Исход академика Опарышева из Санкт-Петербурга отчасти напоминал финал злого волшебника Сарумана из «Властелина колец». Помните, конечно? Когда этот могущественный маг пал от ножа собственного приспешника, которого слишком усердно шпынял, его душа покинула тело в виде плотного серого тумана. Бесплотная тень сперва грозно нависла над поселением хоббитов, но, разрастаясь, всё более разреживалась, а потом с запада (благой, по Толкину, стороны света) налетел ветер и развеял её без остатка.

Вот и тут произошло нечто подобное, с той только разницей, что Опарышев, в отличие от Сарумана, никогда в жизни своей не был добродетелен и велик. Да и противостояли ему далеко не хоббиты, а публика куда более грозная.

Тема спасённых архивов возникла в телевизионных новостях ещё раз. Видимо, молодые журналисты оказались настоящими профессионалами, не склонными сразу выкидывать из памяти «отработанные» сюжеты. А может, их обоняния вновь ненавязчиво коснулся тот же ветерок, что в своё время так оперативно донёс запах ореховского пожара? Как знать…

На сей раз ситуацию комментировал сам «Саруман».

– Я бесконечно благодарен пожарным, ведь они рисковали своей жизнью ради вороха старых бумаг, которые многие на их месте приняли бы за ненужные черновики, приготовленные для растопки…

Судя по антуражу, дело происходило в Публичке или иной столь же серьёзной библиотеке, в реставрационном отделе, куда простых смертных не допускают по определению, а телевизионщиков с камерами – под большим нажимом и ненадолго.

– А уж как бы ты радовался, если бы приняли, – прокомментировал Шихман, вместе с Львом Поликарповичем сидевший у телевизора. – Жалеешь небось, что сам давным-давно на растопку не употребил!

Опарышев улыбался, но хорошо знавшие его видели, какова цена была этой улыбке. Московский академик смотрел не в объектив и не на девушку-журналистку, державшую микрофон. Взгляд сквозь толстые линзы был сфокусирован в некоторой точке пространства справа внизу. Да и цвет пухлого, с размазанными губами лица более не соответствовал лежалому тесту, скорее это был колер подгнивающего лимона. Или так падал свет, отражённый зеленоватыми стенами?

– …И специалистам-реставраторам, которые взялись безвозмездно обследовать, скопировать и обработать каждый листок…

Веня, Алик и Виринея, торчавшие за спинами научных руководителей, дружно покатились со смеху. Не всякий день увидишь по телевизору великомученика, благодарящего за добротный костёр.

– …В особенности потому, что спасены оказались не только мои личные рукописи, но и часть архивов моего незабвенного дорогого учителя, академика Иосифа Юрьевича Добродеева. А также материалы некоторых наших совместных работ…

На этом мажорном аккорде, в котором явственно слышался шорох бросаемой куда надо соломки, сюжет завершился.

– Как вы думаете, что с ним теперь будет? – спросил Алик, выключая телевизор.

Лев Поликарпович пожал плечами.

– Для начала, наверное, уберётся в Москву… Втянет щупальца. Кстати, сегодня с утра Пересветов проявился, Валентин Евгеньевич. Говорил, звонили ему аж оттуда. – Звягинцев ткнул пальцем в направлении потолка. – Спрашивали о здоровье и очень мягко интересовались, как он насчёт немедленного возвращения к обязанностям. Так дело пойдёт, чего доброго, и нас из отпуска вызовут!

«Хоть из нелегального положения выйдем, – добавил он про себя. И спустился с неба на землю: – А зарплату выплатят, интересно?..»

– В Москву, – хмыкнул Алик. – А там в него тыкать пальцами не начнут?

– Да кому оно нужно, – отмахнулся несостоявшийся нобелевский лауреат. – Они там все с ним повязаны. Кто двадцать лет потёмкинские деревни строил по связям с производственными объединениями и научными институтами? Кто всенародные почины плодил и грандиозные программы придумывал? Одна «Интенсификация-90» чего стоила. Там попробуй только ниточку потяни, такие клубки зашевелятся, что никому мало не будет. Не-ет, если я что-нибудь понимаю, это дело тихо замнут, а потом он ещё тише отойдёт от всех дел…

– И будет жить припеваючи? С дачей, с охраной, с личным водителем?

В голосе Вени Крайчика прозвучал определённый мстительный пафос.

– Да зарасти оно лопухами. – Шихман щёлкнул зажигалкой резко, как выстрелил. – Ну их всех. Главное, теперь они нам не будут мешать.

– …А с плёнками этого фильма у меня смешной казус вышел. Сам знаешь, киноплёнка тогда горючая была страшно, да ещё и сохла при каждом просмотре. В стационарных аппаратах вообще вольтову дугу зажигали между двумя угольками, подкручивали их потом, когда выгорали. – Бабушка показала руками, как именно сближали заточенные концы угольков. – У нас, правда, аппараты были переносные, в больших чемоданах, но лампы стояли тоже будь здоров, из специального стекла «Пайрекс». Жар такой, что на фиксаторах плёнки нагар нарастал, мы его костяными ножичками счищали. И перфорация всё время рвалась, я её нитроклеем подклеивала… А между сеансами плёнки полагалось хранить в особом ящике, в половину этого холодильника, фильмостат назывался. Железный весь, с ёмкостями для жидкости, которая им пересыхать не давала… И вот как-то после сеанса я уже убираю коробки и тут краем глаза сквозь смотровое окошечко вижу: в зрительном зале пожар! Ты учти ещё, что клуб наш был в соборе. Я тогда и не знала, как он назывался, теперь вот Риточка меня туда, в Тихвин, свозила воспоминания оживить, так на экскурсии сказали – Спасо-Преображенский… Словом, каменное было здание, добротное. И вход для нас, киномехаников, в нашу будку был отдельный, по внешней лесенке, именно из-за горючести плёнки… В общем, вижу – горим, у страха глаза велики, там всего-то кресло тлело из-за окурка, до аппаратной через кирпичную стенку и не добралось бы, а мне уж померещилось – всё, амба, сейчас плёнки пыхнут! Их, кстати, нам Госкино присылало, фильмы дорогие были, отчётность… Схватила я, как была, железный фильмостат – и айда с ним наружу! По внешней-то лесенке. Еле его потом, когда всё потушили, водворили назад…

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация