…Был комендантский час, когда никто не имел права без
специального пропуска появляться на улице. Дозорные внимательно всматривались и
прислушивались, им уже приходилось задерживать мародёров, пытавшихся под
покровом темноты красть у обессилевших людей остатки хлеба и крупы, отнимать
продуктовые карточки, шарить по опустевшим квартирам в поисках оставленных
ценностей. Чтобы с ними бороться, требовались грамотность, интуиция и фронтовой
опыт. Зато уж с теми, кто попадался с поличным, не церемонились. Справедливость
была безжалостной и быстрой – автоматная очередь в упор!
Сегодня всё было по-рождественски тихо и спокойно, пока не
выдвинулись на угол Жуковского. Там патрульные заметили движение и услышали
рокот автомобильных моторов, а потом увидели людей, что-то делавших возле
машин. Что интересно, люди не прятались, разговаривали достаточно громко и к
тому же не особенно заботилась о светомаскировке. Правда, фары машин были
выключены, но передние и задние огоньки довольно ярко светились.
«Целая орава… Вражеские диверсанты?.. Нет, не похоже. Группа
НКВД? Эти – известные любители обстряпывать свои дела по ночам, но что они тут
забыли? Сейчас выясним…»
Уфимцев приказал снять автоматы с предохранителей, одному из
бойцов велел отойти в сторонку для прикрытия на случай перестрелки, а сам
вместе со вторым патрульным направился к обнаруженной группе. Кобуру при этом
он всё-таки расстегнул и пистолет опять же с предохранителя снял.
– Комендантский патруль! Кто такие? Ваши документы!
Ох не нравилась ему эта необычная форма – серо-бело-чёрные
комбинезоны. И машины были какие-то очень уж странные…
Старший группы отделился от своих и пошёл навстречу
патрульным. Взгляд у него был очень внимательный, изучающий… Знаков различия
рассмотреть по-прежнему не удавалось, но фронтовой командир Уфимцев мигом
опознал такого же, как он сам, вояку с передовой, только повыше званием. Голос
прозвучал уверенно и доброжелательно:
– Здравствуйте, товарищ капитан. Как служба?
Одновременно патрульным был предъявлен мандат, выданный
весьма высокой инстанцией. В нём предписывалось оказывать всяческое содействие
специальной миссии союзников по антигитлеровской коалиции. Кстати, намётанный
глаз Уфимцева не подвёл: согласно удостоверению личности перед ним был
полковник Особого формирования Генерального штаба.
– Служба как служба, товарищ полковник, –
сдержанно ответил Уфимцев. – То гладко, то ухабами…
Словно в подтверждение интернациональности, к патрульным
подошёл улыбающийся негр. Не наш какой, вымазанный ваксой, а самый настоящий,
точно в кино. Рослый, здоровенный – и тоже определённо нюхавший пороху.
– Полковник американской армии мистер Джозеф
Браун, – представил его старший.
– Здравствуйт, таварыш капитан, – сказал негр
по-русски. Глаза у него были серые, а ладонь оказалась железной.
– Лэнд-кру-и-зер, – разобрал Уфимцев марку
автомобиля. – То… той-ота. – Название ничего не говорило ему. –
Американские, товарищ полковник? Бронированные небось?
Ответил негр:
– Их делайт наш хороший друзья.
И принялся негромко насвистывать мелодию из нового фильма
«Свинарка и пастух». Да-а, секретность, ничего нельзя говорить прямо… А ещё в
группе, оказывается, были три девушки. Все они показались Уфимцеву писаными
красавицами. Особенно та, что сидела за рулём головной машины, –
зеленоглазая, с золотой рыжиной в пушистых волосах из-под ушанки. Уфимцев всё
возвращался к ней взглядом, наконец их глаза встретились, и девушка широко
улыбнулась, став неуловимо похожей на ту, что писала ему из родного Ярославля.
Капитана вдруг окутало совершенно домашним теплом, он преисполнился твёрдой
уверенности, что победа близка, что город не сдастся, что Гитлеру несдобровать.
– Угощайт.
Негр протягивал пачку сигарет с непонятным названием
«Marlboro». Уфимцев улыбнулся, утрачивая остатки подозрительности, ему стало
ясно, что проверять документы персонально у каждого члена миссии и
сопровождающих лишено всякого смысла. Он стал прощаться, попросив тщательнее
соблюдать требования светомаскировки. Ночь была ясная, лунная, как бы не
случился налёт.
С этим юные прадеды зашагали по улице Восстания дальше. Им
ещё предстояло как следует рассмотреть сигаретную пачку и обнаружить на ней
надпись: «Минздравсоцразвития России предупреждает…», а на другой стороне: «Изготовлено
в Санкт-Петербурге» – и вдоволь посмеяться над странными чудачествами
американских союзников.
А правнуки свернули на Жуковского и покатили вперёд, к
проспекту Володарского – бывшему и будущему Литейному.
Документы у них были не просто неотличимые от настоящих. Они
и являлись самыми что ни есть настоящими. Их изготовили архивисты Большого дома
под неусыпным наблюдением двух генералов – Владимира Зеноновича и Кольцова. На
правильной бумаге, на доподлинных сохранившихся бланках и с помощью чуть ли не
тех же печатных машин, расторопно приведённых в «боевую готовность»
музейщиками…
Тем не менее встреча с патрулём, да ещё менее чем через
минуту после выхода из туннеля, ощутимо тряхнула всех.
Скудин почувствовал себя марсианином, выскочившим из
летающей тарелки. Когда он услышал шаги патрульных и оглянулся, ему в первую
секунду показалось: вот сейчас эти люди заговорят с ними, и он не поймёт языка,
и что тогда делать? Он сам и ребята были вооружены до зубов, но не стрелять же?
Браун боролся с чудовищным желанием отмочить «гэг», да
такой, чтобы его последствия можно было проследить и через шестьдесят лет.
Гринберг мысленно вешался оттого, что ума не хватило набить
багажники джипов каким угодно съестным, хоть перловой крупой.
Борька Капустин впервые в жизни тихо крестился, наблюдая,
как маленькая цифровая видеокамера, изготовленная в две тысячи пятом году,
фиксирует реальность января одна тысяча девятьсот сорок второго.
Веня и Алик чувствовали себя непоправимо и непростительно
штатскими, этакими беглецами от военкомата, в которых всякий был вправе ткнуть
пальцем и поинтересоваться, почему они не на фронте. «А в самом деле, почему мы
не там?..»
Ефросинья Дроновна сидела рядом с Кратарангой в напряжённой
готовности, чтобы мгновенно прикрыть его от пуль, если вдруг всё-таки начнётся
стрельба. Сама она была способна водить машину даже раненой, даже с одной
действующей левой ногой и левой рукой.
Женя Корнецкая жадно внимала мыслям и чувствам подходившего
«комитета по встрече». У неё было определённое опасение, что новое путешествие
во времени может пригасить её телепатический дар. К Жениной большой радости,
этого не случилось, она по-прежнему слышала и чувствовала всех. В том числе
яркое, как пульсирующая звезда, излучение Виринеи, огненный протуберанец
Кратаранги, мягкое сияние Бурова… и даже разум Атахш, казавшийся ей похожим на
рой вихрящихся искр.
