В возрасте ста пятнадцати лет, когда надо думать о Боге,
люди уже не лгут. А если и лгут, то и судья им – токмо и единственно Бог. Фон
Трауберг протянул руку, и Звягинцев принял её.
Женя Корнецкая, тихая и сосредоточенная, держалась между
Буровым и Виринеей. Бывший участковый Собакин, понимая, что троим чертознаям
отводилась в предстоявшем деле главная роль, бдел поблизости, держа руку у
кобуры.
Скудин оглянулся на своё воинство и подумал, что адекватными
людьми в этой жуткой компании были только Алик, Веня и Глеб, пребывавшие в
трагическом меньшинстве. Льва Поликарповича, как и самого Ивана, не оставляла
мысль о седьмом этаже. Собакин намеревался сражаться во имя прекрасной дамы –
любезной Клавдии Киевны. Вся остальная публика вообще была влюблённые пары.
Даже псы.
И, видимо для того, чтобы Кудеяру не было скучно, на
Варшавской к его маленькому отряду присоединилась ещё троица. Заслышав чужие
шаги, собаки сразу бросились на разведку, но тревога оказалась ложной.
– Куда ты, славный? – поинтересовалась маленькая
седая женщина, выходя из-за угла под руку с Юрканом. – Куда ты без Наташи?
Следом за ними тащился Василий Дормидонтович Евтюхов. В
каждом его кармане торчало по бутылке портвейна. Вид доблестного сантехника
заставлял вспомнить известное рассуждение о том, кто как пьёт: железнодорожник
в дрезину, сапожник в стельку, мясник в сосиску, ну и так далее, а вот
сантехник?.. Неужели в сифон?..
Рита шагнула было к Наташе, но натолкнулась на пустой взгляд
и поняла, что та не узнала её.
Атахш обнюхала Евтюхова и звонко чихнула.
Перед бывшим «федерально-тюремным» американским периметром,
который во всех сводках теперь фигурировал как попросту внутренний, обнаружился
несгибаемый российский форпост – знаменитый сортир туалетчика Петухова, в
различное время служивший разным героям нашего повествования и местом душевного
отдохновения, и комнатой совещаний, и даже жилищем. Не пустовала цитадель и
сейчас.
Василий Дормидонтович приблизился и решительно грохнул
кулаком в железную дверь:
– Трат, где ты там, отворяй!
Изнутри несколько неожиданным образом отозвалось
разноголосое тявканье. Дверь открылась, и наружу выкатились три или четыре
беспородные шавки. «Панически боятся собак…» – тотчас вспомнилось Скудину.
Появившийся следом туалетчик Петухов извиняющимся жестом указал на брехливую
свору и подтвердил:
– Без них нонеча никак.
При виде Чейза и Атахш дворняжки засмущались и на всякий
случай юркнули обратно.
– Принимай гостей, Филистрат Степаныч, – сказал
Скудин. – Будем у тебя делать базовый лагерь.
Штурм «Гипертеха»
Срок, вычисленный учёными, имел погрешность плюс-минус
четыре часа…
Ночь стояла ясная и страшно морозная, как будто энергия
выкачивалась не только из отдалённых пластов времени, но и непосредственно из
зимнего воздуха. Созвездие Большой Медведицы медленно запрокидывалось в
небесах, становясь похожим на сачок, готовый накрыть развалины «Гипертеха». Над
юго-западным горизонтом догорал голубой бриллиант Сириуса. Плоская крыша
забытого Богом сортира была гималайской вершиной, на которой представители
человечества ожидали прибытия марсиан.
Гринберг только домедитировался до горячего кофе и
дополнительной куртки для Виринеи, когда та наклонилась к Жене Корнецкой и тихо
спросила:
– Ты чувствуешь?
Атахш, безмятежно дремавшая клубком на снегу, поднялась,
понюхала воздух и завыла. Это был не просто вой. Это была Песнь Зова. Будущая
мать великого племени созывала убогих и сирых детей своего рода: «Придите, придите
все, ибо вы Мне нужны…»
Женя Корнецкая содрогнулась всем телом и вытащила из кармана
аккуратно свёрнутый кусок чёрного шёлка.
«Дедушка… Слышишь меня?»
«Слышу, дитя моё, – прошелестел бесплотный голос в
мозгу. – Я с тобой».
За углами домов, посреди кустов парка начали шевелиться
маленькие тени. Вой Атахш привлёк бродячих собак, которым служила пристанищем
аномальная зона. Они покидали тёплые лёжки, спеша на зов королевы. Кругом
«Гипертеха» начало стягиваться кольцо.
Женя крепко зажмурилась, и Виринея затянула узел у неё на
затылке.
Утрата внешнего зрения произвела неожиданный эффект. Руины
сгоревшего института предстали прозрачным каркасом из слабо светившегося
хрусталя. В сквозных полостях и проломах плавал серый туман. Разрежённая
протоплазма клубилась, вспыхивала, жила, пульсировала толстыми ложноножками
хрональных каналов, тянулась тысячами нитей наружу. Каждая нить была щупальцем
медузы, способным нанести смертельный ожог. Сейчас эти щупальца мало-помалу
втягивались, отступая к общему центру – плотному, округлому образованию на
седьмом этаже. Там в недрах жемчужного тумана просвечивало ядро. Правильный шар
с оранжевыми всполохами изнутри…
Округлый центр, понемногу меняясь, начинал приобретать
грибообразные обводы. Если позволить верхней части окончательно сформироваться
и отделиться, человечеству наступит хана. Деление раковых клеток будет уже не
остановить.
– Иван Степанович, – сказала Женя и не глядя
протянула руку Скудину. – Нам надо на седьмой этаж.
Двигались вперёд не спеша, следуя за отливом отступающей
дымки. Земля, по которой они ступали, уже не была нормальной землёй. Когда
подошли к внутреннему периметру, Женю взяла за руку седенькая Наташа.
– Пойдём, ножками топ-топ, – ласково приговаривала
блаженная. – Топ-топ… Вот так, хорошая…
На сей раз это не был «копперфильдовский» полёт, которому в
своё время мальчишески радовался Юркан. Происходившее скорее напоминало «прыжок
веры» из фильма про Индиану Джонса и затерянный храм. Женя, Наташа, а за ними
все остальные просто вступили на невидимый мостик и, слегка увязая в прозрачной
тверди, перешли американскую стену прямо по воздуху.
– Остаточные явления… – пробормотал Лев
Поликарпович, оставленный наблюдать с крыши сортира. Веню и Алика, невзирая на
их яростные протесты, оставили с ним. Теперь Веня не отрывался от глазка
видеокамеры, Алик же – от узконаправленного микрофона. Звягинцев прижимал к
глазам маленький бинокль.
Не требовалось обладать сверхчувственным восприятием, чтобы
заметить, как менялась разноцветная аура, кутавшая верхнюю часть разрушенного
института. Её краски словно бы выцветали, отступая внутрь, в глубину,
светящийся шлейф уплотнялся, становился компактней.
– Интересно, долго эти остаточные тут ещё будут
болтаться, когда всё уляжется? – оптимистично спросил Веня. – Я тоже
так хочу! Аки посуху!..
«Всё тебе будет, – почему-то с уверенностью подумал
профессор. – Всё тебе будет…»
Довольно долго кругом было тихо. По мнению Скудина – даже
слишком долго. Здание впереди выглядело самой обычной руиной, которых он в
своей жизни насмотрелся. Не перетекал под ногами странный туман, не смущали
зрение воздушные линзы… Даже луч фонаря, которым Кудеяр кратенько стрельнул
поперёк парковки, прошёл совершенно прямо, как и полагается свету.
