– То есть?
– Я буду откровенным. Наша сделка и в самом деле
взаимовыгодна и неплоха, но она – р а з о в а я. А серьезный бизнесмен всегда
стремится к р е г у л я р н о с т и процесса. В том случае, конечно, когда
процесс выгоден. Я успел кое-что обдумать. Вы включены в некую систему. В
ц е п о ч к у, которая меня заинтересовала. А посему, уж простите, я
намерен еще какое-то время использовать те возможности, какие, несомненно,
принесет ваше дальнейшее пребывание на борту «Нептуна». Понимаете?
– Понимаю, конечно. Но...
– Никаких «но», – ледяным тоном сказал Лао. –
Это не тема для дискуссий, а свершившийся факт. Я не бросаю слов на ветер и не
грожу понапрасну. С этой минуты можете считать, что получили постоянную работу
в нашей... корпорации, господин Хансен. Интересную, в чем-то, не будем
скрывать, опасную, но хорошо оплачиваемую. Подождет ваша Европа. Очень скучный
континент, право, бывал я там...
– Но позвольте! – в полном смятении воскликнул
ошарашенный господин Хансен. – Нужно подумать...
– Вы что-то не поняли? Я же сказал: речь идет о
свершившемся факте. Вы приняты на службу две минуты назад. И любая попытка
отказаться от работы – скажем, списаться на берег в каком-нибудь порту подальше
– будет рассматриваться, как измена. И караться соответственно. – На его
застывшей физиономии появилось подобие улыбки. – Быть может, вас
принуждали насильно, господин Хансен? Вас схватили на улице, завязали глаза и с
клинком у горла втолкнули в зловещий черный автомобиль? Нет, вы пришли сами. Вы
хотели денег. И вы их получите. Не смотрите на меня, как на монстра. Это, в
конце концов, бизнес. Что поделать, в нашей несовершенной Вселенной не бывает л
е г к и х денег...
Сейчас он был по-настоящему страшен – должно быть,
именно так выглядел, ведя своих орлов на абордаж.
– У меня что, нет выбора? – растерянно пробормотал
бедолага Хансен, только сейчас осознав, во что влип.
– Ни малейшего, – самую чуточку о т м я к н у в
лицом, усмехнулся Лао. —А чтобы вы не питали иллюзий... Возьмите вот этот
лист, ручку и напишите мне письмецо с изложением всего, что только что
рассказали. О характере груза, о месте назначения... Эпитеты «дорогой» и
«уважаемый» не обязательны. Достаточно сухого «Господин Лао, имею честь
сообщить...» Ну-ну, давайте, пишите.
– Черт, – сказал Мазур. – Меня же после этого даже
резать не обязательно...
– Вот именно, – задушевно подтвердил Лао. –
Ну зачем же вас резать? Это попахивает варварством... Достаточно будет передать
эту бумагу в одну из тех смешных государственных организаций, что всерьез
озабочены торжеством законности, – и, учитывая некоторые обстоятельства,
наша старушка планета станет для вас тесноватой... Есть, знаете ли, такая
склочная и въедливая организация – Интерпол...
– Наслышан... – огрызнулся Мазур, со вздохом беря
протянутую ручку и опускаясь на коленки у резного столика. – Угораздило,
а...
– Повторяю, вас никто не неволил, милейший...
Старательно выводя слова, Мазур возопил мысленно: «Охти мне,
горемышному! Вербанули, ироды, душу грешную! Затянули вьюношу невинного
злодейские рожи!»
Самое трудное было – сохранять на лице горестное выражение
оказавшегося в капкане бедолаги, когда душа так и пела оттого, что все прошло
как нельзя более удачно. Возбуди он подозрения, никто не стал бы утруждать себя
возней с подобными «смертельными подписками» – попытались бы прирезать без
затей...
– Вот и прекрасно, – сказал Лао, старательно
сложив бумагу вчетверо и упрятав ее поглубже в карман. – Не переживайте
так, господин Хансен. Корпорация, где вам отныне предстоит служить, старательно
придерживается тех самых правил, о которых мы уже говорили: за честную работу
мы платим хорошо и вовремя, за предательство или несдержанный язык отправляем
на тот свет... – Он снизошел до того, что пару раз легонько похлопал
завербованного бедолагу по плечу. – Сейчас я уйду, а вы, пожалуйста,
оставайтесь здесь какое-то время. Вам, кажется, понравилась очаровательная
Анита? Какие пустяки, за счет заведения... Всего наилучшего!
Он кивнул и вышел с гордо поднятой головой. Оставшись один,
Мазур зачем-то пересчитал сложенные пополам стодолларовые купюры. Все
правильно, ровно сорок. Оказывается, продавать несуществующие секреты иногда
чертовски выгодно...
Низенькая дверца бесшумно распахнулась. Внутрь скользнула
Анита в своем простеньком белом платьице, коротеньком и открытом, взмахнула
длиннющими ресницами, потупилась:
– Мне поручили о вас позаботиться, дорогой господин
Хансен, сделать все, чтобы вы не чувствовали себя одиноким и брошенным...
– Рад слышать, – сказал Мазур. – Но господин
Ма...
– Он уже ушел, – прилежно доложила Анита. – С
какими-то друзьями. Пойдемте ко мне?
«Аморалка, – подумал Мазур. – Руссо туристо,
облико морале. Оргвыводы и строгачи... А почему, собственно?»
Он поднял глаза – ах, как красива и экзотична была иноземная
кабацкая шлюха, ничуть на таковую не походившая... А в конце-то концов, кто
чего заподозрит? Интересы дела – понятие растяжимое...
– С удовольствием, – сказал он. – Но сначала
посидим немного в зале, ладно? Я слишком долго болтался в море, хочется
провести вечер в цивилизованной обстановке...
– Как вам будет угодно, – с дразнящей улыбкой
сказала Анита. – Можете ни в чем себя не ограничивать, все будет отнесено
за счет заведения... Должно быть, вы – хороший друг господина Лао?
– Ну, вообще-то... – уклончиво ответил Мазур,
благо английский, на коем они изъяснялись, богат был подобными уклончивыми
оборотами не менее русского.
Их с Ма прежний столик так никто и не занял, хотя заведение
было набито под завязку. На эстраде уже выкаблучивались две полуголых китаянки,
всеми средствами пантомимы показывавшие, какие они лесбиянки и как друг дружку
жаждут. Из знакомых лиц остался один Лаврик. Надо понимать, силовая акция
признана несвоевременной и отменена...
– Закажи что-нибудь, ладно? – сказал Мазур. –
Тут наш доктор, я с ним перекинусь парой слов...
Он подошел к Лаврику, присел на свободный стул и тихонько
спросил:
– Пасешь?
– Охраняю, – ответил Самарин. – Мало ли
что...
– Можете сниматься с якоря, – сказал Мазур
уверенно. – Дело сделано. Я вернусь утречком...
Лаврик через его плечо бросил пытливый взгляд на Аниту:
– Понятно...
– Не могу я уйти, – сказал Мазур. – Они не
поймут...
– Да ясно, ясно, – сговорчиво сказал Лаврик без
тени ожидавшейся ухмылки. – Доложу в лучшем виде, иди, работай дальше...
Родина требует, чего уж там...
Минут через двадцать они покинули зал. Анита, скользя
впереди бесшумным пленительным видением, уверенно вела его по лабиринту
переходов с дощатыми стенами и стенами из циновок, мимо неплотно занавешанных
входов в комнатки. Лабиринт кипел привычной и бурной жизнью: даже не зная ни слова
из долетавших фраз, можно было без труда догадаться, где приятно проводят время
с женщинами, где азартно режутся в уже знакомую Мазуру малайскую рулетку, а где
неспешно и солидно ведут переговоры – то ли продают что-то безобидное и законом
вполне одобряемое, то ли сговариваются перерезать кому-то глотку, поди их
разбери...
