– Спасибо, староста, – сказал Мазур искренне.
– Не за что пока, Джимхокинс... Благодарить будешь
потом... Если договоримся.
– Насчет чего? – насторожился Мазур.
– У тебя есть где-нибудь дом, Джимхокинс? Хозяйство,
жена, дети?
Поразмыслив пару секунд, Мазур мотнул головой:
– Ничего подобного. Я, знаешь ли, обыкновенный морской
бродяга.
– А тебе не надоело так жить?
– Староста, а ты можешь предложить что-нибудь получше?
– Могу, – быстро подхватил староста. – Вот
то-то и оно, что могу, друг мой Джимхокинс, неожиданно посланный нам Аллахом...
Куда тебе теперь податься? Конечно, можно отправить тебя на лодке в
Лабанабуджо, там полиция, там власть – начальник провинции... Хочешь, мы тебя
отвезем в Лабанабуджо?
– Нет, – сказал Мазур.
– Вот видишь, – широко улыбнулся староста. –
Это тебе не подходит. Тогда оставайся у нас. Вон ты какой симпатичный и
сильный... Лейла тебе нравится?
– Ну, вообще-то... – осторожно сказал
Мазур. – Красивая девушка...
– Ты это как-то вяло сказал... – Староста
уставился на него хитро-проницательно. – А может... Знаешь, есть такие,
которые для удовольствия пользуются мальчиками... Дело житейское, ты только
скажи, чтобы я знал...
– Э, нет, – решительно сказал Мазур. – Дело,
конечно, житейское, но я как-то привык держаться женщин...
– Почему же ты так вяло говоришь про Лейлу?
– Боюсь ненароком оскорбить какой-нибудь местный
обычай, – честно признался Мазур.
– Ты деликатный, это правильно... Только нет никаких
таких обычаев. Ты меня ничем не оскорбляешь, ее тоже...
Он что-то повелительно крикнул, и тут же, неведомо откуда,
возникла Лейла.
Выслушав новое наставление, выраженное всего-то в парочке
фраз, она, промедлив, потупилась – и одним рывком сбросила блузку, потом столь
же ловко избавилась от саронга. И осталась стоять обнаженная, прикрывшись
ладошкой не столько из стыдливости, сколько из того же кокетства. Пузатый
староста неожиданно проворным движением оказался рядом с Мазуром, бесцеремонно
ухватив его пятерней за то самое место, что недвусмысленным образом отреагировало
на пленительное зрелище, – ну, против природы не попрешь... Новый приказ –
и девушка, подхватив одежду в охапку, хихикнув, вновь пропала за бамбуковой
перегородкой.
Мазур сердито стряхнул руку старосты. Тот, довольно
пофыркивая, уселся на прежнее место, плеснул по стаканчикам неизвестного
алкоголя.
– Хороший у тебя бамбук, – сказал он
преспокойно. – Длинный, крепкий. Девчонке понравится. Я тебе признаюсь по
секрету, Джимхокинс, что обычаи у нас простые. Если девушка, достигнув
возраста, захочет покачаться на мужском бамбуке, ее никто не будет ругать. Это
жена не имеет права ходить в чащу с другими, а девушке многое позволено. Честно
скажу, Лейла уже играла с парнями в эти самые игры... но это ведь только к
лучшему, а? Зачем тебе неопытная и неумелая женщина? Лучше такая, которая все
умеет... А?
– Староста, – сказал Мазур, – ты мне ее что,
в жены предлагаешь?
– А как же еще? Не просто так баловаться... Она
как-никак дочь старосты всего острова, поиграла по молодости – и хватит...
Он протянул к Мазуру свой стаканчик совершенно российским
движением, показалось даже, вот-вот спросит: «Ты меня уважаешь?» Нет, конечно,
сия формула была старосте неведома. И они выпили молча, без всяких тостов.
Помолчав немного, Абдаллах сказал:
– Давай я тебе все объясню подробнее... Сначала возьмем
тебя – ты молодой, сильный и красивый, но нет у тебя ни дома, ни жены, ни
достойного занятия. А теперь возьмем меня. Я староста всего острова, но я уже
пожилой. Все труднее управляться с этим неблагодарным народом. Есть, знаешь ли,
такие ловкачи, которые думают себе по хижинам разные мысли и питают идиотские
надежды... Только я еще крепкий! – Он, чуть захмелев, погрозил в
пространство кулаком, определенно кому-то конкретному. – Я в свое время от
йапонцев живым ушел и сейчас кое-кому не по зубам... Но все равно пора думать
про будущее. Видел, какая у меня Лейла? И что, отдавать ее кому-нибудь из наших
хиляков? Хлипкий народец, плохо ест, денег ни у кого нету... Ладно,
побаловалась для умения – и хватит! Муж ей нужен совсем другой. Крепкий, как
ты. Ты белый, но это ничего. Я знаю, как это бывает у животных: когда
смешивают породу, детки получаются очень крепкими... У вас с Лейлой должны быть
хорошие детки... внуки, – протянул он мечтательно, умиленно. – У меня
будут хорошие, крепкие внуки, наполовину белые, наполовину бараяки... У нас
будет хорошая семья – я и вы с Лейлой... И кто-то заткнется, заткнется...
Джимхокинс, я тебе скажу еще один приятный секрет. У меня есть кое-что...
Закопанное. Не рупии какие-нибудь, а те деньги, что ходят и в других странах. И
золото, немножко... Все вам останется. Я бы мог, конечно, уехать с ней на
Лабанабуджо, в город, но там мы будем – никто. А здесь мы – все.
– Подожди, – сказал Мазур. – Но обо мне рано
или поздно прознает полиция...
– Придумаем что-нибудь, – убежденно сказал
староста. – Вдвоем посидим и придумаем. Я умный... ты белый, а значит,
тоже умный. Обязательно придумаем. Дадим полицейским денег, они тебе дадут
документы... Пройдет время, и все забудут про твой корабль... Перестанут задавать
вопросы. Нет, конечно, если ты хочешь, мы тебя отвезем на Лабанабуджо...
Подумай, друг мой Джимхокинс, как следует подумай...
Ежели совсем цинично – а что тут было думать? Этот толстяк с
одного из тысяч островов только казался простаком и добряком. На деле он был
мужичком хозяйственным и цепким. И выбор предложил незатейливый – либо ты,
голубь, пойдешь в зятья, либо спихнем мы тебя полиции, и пусть она с тобой
разбирается. Та самая крестьянская сметка, побуждающая использовать в крепком
хозяйстве все мало-мальски пригодное.
Пожалуй, он нисколечко не кривит душой, царек местный. Ему и
в самом деле нужны крепенькие внучата, наследники, – а еще нужен
зять-амбал, сподвижник, телохранитель, надежа и опора, не имеющий тут ни
корней, ни родни, всем обязанный старосте, идеальный адъютант в борьбе с
несомненно существующей в этом благословенном уголке оппозицией... Умен,
прохвост, чего уж там... Прекрасно понимает, что деться Мазуру некуда.
Некуда. Как ни прикидывай, а лучше варианта не придумаешь.
Затаиться, обустроиться, ждать счастливого случая... Не на Луне, в конце
концов!
– Я согласен, – сказал он решительно. – Как
все это должно выглядеть, староста?
– Сейчас объясню, – сказал просиявший
Абдаллах. – Сейчас я тебе все объясню, сынок, дорогой мой Джимхокинс...
Лейла, утапачате камеандаки! – прямо-таки взревел он.
Моментально появилась Лейла, встала возле папеньки с видом
смиренным и благовоспитанным, но украдкой послала Мазуру такой взгляд, что он
ни о чем уже не сожалел.
