– Да ну, Джим, ты чего! – с искренним раскаянием
воскликнул Пьер, лежа на спине и выставив перед собой руки. – Кто ж
знал... Я ничего такого не имел в виду... Брось, ладно?
Мазур видел, что новый знакомый и в самом деле откровенно
напуган нешуточной перспективой получить по сусалам. Положительно, первые
впечатления не обманывают, этот болтун не из мачо, а из тихих шестерок,
озабоченных лишь тем, чтобы прозябать на определенном уровне, не пытаясь играть
в супермена...
– Нет, ну, Джим...
– Ладно, проехали, – великодушно сказал Мазур.
– Ну, ты счастливчик! – не без лести сказал
Пьер. – Какая девочка, спасу нет...
Мазур скупо улыбнулся с горделивым видом собственника.
– Мне на таких никогда не везет, – грустно сказал
Пьер, косясь на горлышко бутылки. – Не поверишь, но мы с Аленом Делоном
однажды две недели пользовали одну и ту же девку...
– Чутье мне подсказывает, что не в Бельвиле...
[5]
– хмыкнул Мазур.
– Это точно. Во Вьетнаме, сто лет тому назад... –
печально признался Пьер. – Я с ним служил в одном взводе, с Аленом
Делоном. Только в шестьдесят пятом, когда удалось к нему прорваться, он меня не
соизволил ни узнать, ни вспомнить, нувориш чертов... Видел бы ты этот взгляд,
исполненный ледяного презрения... аристократ, чтоб его... Шпана марсельская...
а вот поди ж ты, выбился...
Он залез пятерней в распахнутый ворот несвежей армейской
рубашки, вытянул тонкую золотую цепочку и показал Мазуру то, что на ней
болталось. Мазур, чтобы рассмотреть, нагнулся поближе. Точно, французская
медаль за кампанию в Индокитае, красивая цацка: три слона держат на спине нечто
вроде пагоды, вокруг надписи «Индокитай» обвилось с полдюжины кобр, вместо
прозаического ушка – литой дракон. Бронзовая регалия уже изрядно потерлась, но
все равно смотрелась внушительно.
С понимающим видом Мазур поцокал языком. Вообще-то,
импортные бичи склонны выдумывать себе героические биографии с тем же пылом и
фантазией, что их российские собратья. Благо такая вот медаль номера не имеет и
фамилию на ней не гравируют. Вполне может оказаться, что куплена она у
старьевщика где-нибудь в Макао, а то и сперта у настоящего хозяина –
соответственно, и вся история с Делоном выдумана от начала и до конца. С другой
стороны... Почему бы и нет? Кто его знает, вдруг и в самом деле торчал с
молодым Делоном в одном окопе, а потом стежки разошлись, один подался в мировые
знаменитости, другой – в безвестные бродяги. Так уже бывало, мой славный
Арата...
– В бульварные газеты нужно было продать всю эту
историю, – посоветовал Мазур.
– Думаешь, я без тебя тогда не догадался? Пару тысяч
франков срубить удалось, не больше. Знаешь, что мне сказал их главный? Что на
его памяти уже человек сорок трахали во Вьетнаме одну девку с Делоном. Вот если
бы ты, милейший, сам с Делоном трахался в перерыве меж боями, а вас бы еще в
это время охаживал плеткой мазохист-вьетнамец – это стоило бы настоящих
денег...
– Ну да, журналисты... – с пониманием сказал Мазур. –
Давно ты в этих местах?
– Лет десять. Иногда кажется, что никакой Франции на
свете и нет вовсе. Ничего нет, только море, эти макаки и дурацкие пальмы, от
которых тошнит уже...
Совершенно правильно истолковав надрывные нотки в голосе,
Мазур взял бутылку:
– Зато от пальмовой водки, я подметил, тебя не тошнит
нисколечко? Все твое, у меня есть еще запас... За прекрасную Францию!
– Бывал? – спросил Пьер, в два счета разделавшись
с остатками водки.
– Не довелось.
Мазур, естественно, не мог рассказать этому субъекту, что
он, хоть и никогда во Франции не бывал, начертит моментально, хоть посреди ночи
разбуди, точнейшие схемы кое-каких прибрежных военных объектов, о которых не
всякий француз знает. К чему загружать человека совершенно не нужной ему
информацией? В конце концов, согласно французским правилам, такому вот
Пьеру самому не полагается знать о кое-каких уголках его прекрасной Родины...
– Значит, это ты с нами поплывешь? – спросил Пьер.
– То есть?
– Джонни говорил со старостой, я слышал, –
трепались-то, понятное дело, на пиджине. Староста объявил, что с нами поплывет
белый, его родственник, а Джонни это пришлось совсем не по нутру, но куда ему
было деться...
– Ну да, я, – сказал Мазур наудачу.
– Поосторожней с Джонни. Скотина редкостная. Упаси
боже, я не хочу сказать, что он тебя непременно полоснет ночью по глотке
парангом и скинет за борт... Но он из тех типов, от которых нож в спину
получить можно в любую минуту...
– Обязательно учту, – сказал Мазур.
– В таких поганых местах белые люди должны держаться заодно,
что бы там ни было. Слишком много вокруг этих двуногих макак, и очень уж они
тут обжились... Смекаешь?
– А как же, – лениво сказал Мазур.
– Остальные – народ безобидный, – продолжал
Пьер. – Только вон тот сукин кот с флейтой... Стучит Джонни на всех и
каждого. А остальные, в общем, ничего.
«Красиво ты мне всех и вся закладываешь, лягушатник, –
подумал Мазур не без делового одобрения. – Точно, ты у них недавно, и тебе
у них не особенно нравится, а деться-то, надо полагать, и некуда. Слабакам и неудачникам
везде трудненько, а уж в этих краях... Вот и ищешь себе в о ж а к а. Ну что же,
учтем...»
Конечно, этого обормота мог и подослать к нему Джонни-гаваец
ради каких-то своих коварных целей, но верится в это плохо. Опыт подсказывает,
что склониться следует к первому варианту, – слабак ищет нового вожака,
которому готов продать старого. Учтем, благо начали уже укладываться в голове
кое-какие планы. Ах, какая шхуна, пальчики оближешь...
Пьер малоинтересен, с ним все, как на ладони. Другое дело –
здешний китаец, почтенный Фын...
Прибыли у него мизерные, это даже Мазуру быстро стало ясно.
Учитывая патологическую лень местных жителей, много на них не заработаешь. Ну,
китайцы, в общем, славятся как раз умением копить по зернышку, по крошке, по
мелкой монетке...
Дело в другом. Четыре дня назад Мазур, лениво шатаясь по
опушке леса, приметил интереснейшую зеленую жилочку, мастерски вплетенную в
крону дерева и тянувшуюся в хижину китайца. Засек ее именно потому, что был
блестяще натаскан на поиски подобных отлично замаскированных штучек – антенн
для рации приличной мощности.
Как ни в чем не бывало, он прошел мимо. И через пару часов
вновь появился в тех местах. Антенны уже не было. Тогда он, притворяясь, будто
мается скукой вовсе уж смертно, забрел к китайцу, встретившему довольно
радушно, посидел у него часок за пальмовой водочкой, степенно потолковал о
жизни.
У Фына стоял на полочке отличный транзистор, вовсе не
нуждавшийся в антенне. Значит, рация. Значит, китаец выходил в эфир – благо
пеленгаторов в радиусе пары сотен морских миль, надо думать, не имеется.