Вот теперь можно было в ы й т и из сумасшедшего ритма,
незнакомого обычному человеку, привести в норму мышцы и нервы, спокойно
оглядеться...
Кошка на коротком лине надежно сцепила оба суденышка, с этим
все в порядке...
Мазур перепрыгнул назад на шхуну. Те, кого он успокоил,
лежали в прежних позах, не требуя правки. Он совершенно равнодушно переступил
через ближайший труп, подошел к правому борту, скорбно покривил тубы. Манаха и
одного из батаков не видно – ну да, это они мешками шлепнулись в море.
Остальные трое лежали у планшира – Джонни Гаваец, батак и прирожденный охотник
Пенгава, здешний Левша, единственный из троицы, кого Мазуру было по-настоящему
жалко, – как-никак односельчанин, человек мирной профессии, даже вроде бы
какой-то дальний родственник Абдаллаха...
Он огляделся, держа автомат стволом вниз. Куда ни посмотри –
лишь спокойный океан, игравший мириадами солнечных зайчиков. Решение следовало
принимать в сумасшедшем темпе.
Приборы на катере побиты пулями, и черт их знает, что Мазур
там наломал... Нет, этот вариант отпадает. Вариант будет один-единственный – поднять
все паруса и уходить на шхуне. Те, на острове, рано или поздно спохватятся, не
дождавшись своих, – но в любом случае слишком поздно. Невероятно трудно,
практически невозможно будет отыскать в бескрайнем море их скорлупку. Даже если
они поднимут в воздух гидроплан... нет, вряд ли. Что сможет один-единственный
гидроплан? Когда неизвестно даже, в каком направлении ушла шхуна? Там, на
острове, народ серьезный и видавший виды, они быстро должны понять, что
бессмысленно высылать в погоню катера, что их самолетик – в сущности,
элегантный лимузин мадам – не в состоянии прочесать и осмотреть т а к у ю
акваторию...
Яростно желая, чтобы все было именно так, как он себе
нарисовал в уме, чтобы противник именно к таким выводам и пришел, Мазур заорал:
– Пьер, где ты там! Живо на палубу, времени нет!?!
Глава 2
Перекати-поле (два экземпляра)
Китайский храм, напротив которого они расположились в
крохотном ресторанчике (опять-таки китайском), выглядел не просто экзотично для
белых людей, а прямо-таки марсиански. Он был пестрый, как радуга, на его стенах
ярчайшими красками изображены были диковинные сцены из неизвестной мифологии:
бравый обезьян в роскошной одежде и золотом причудливом шлеме, явно не из
простых макак, какой-нибудь принц, а то и, поднимай выше, король, дрался на
мечах со здоровенной черепахой, судя по ее зверской физиономии, персонажем
строго отрицательным; невыносимо очаровательная девушка в доспехах столь же
сверкающим клинком полосовала извивавшегося в зеленой воде длиннющего дракона с
буденновскими усами и полудюжиной лап; некий благообразный старец, судя по
доброму морщинистому лицу, персонаж на сей раз сугубо положительный, восседал
под загадочным деревом, чем-то неуловимо напоминая товарища Л. И.
Брежнева... По невежеству своему Мазур даже принял сначала это заведение за
увешанный рекламой новых мультфильмов кинотеатр, но бывалый Пьер внес ясность.
Над крышей экстравагантного храма красовались вырезанные с
величайшим тщанием деревянные драконы, их глазищи, укрепленные на проволочных
спиралях, раскачивались от малейшего ветерка. Вокруг – на вывесках, на стеклах
лавчонок, ресторанов и аптек, на табличках с названиями улиц – одни иероглифы.
Но ни малейшего дискомфорта Мазур с Пьером не испытывали, наоборот. Для
субъектов вроде них китайские кварталы были самым безопасным местом – здесь,
как нигде больше, местные обитатели умели отгораживать свое бытие от всех
посторонних незримой стеной и, в свою очередь, не страдали излишним
любопытством. Если ведешь себя пристойно, не задираешь хозяев и не проявляешь
любопытство туриста слишком явно, вольешься в местный пейзаж его составной
частью, никто не будет лезть в твои дела и болтать о тебе со служителями
закона. Ну и, наконец, именно здесь, совсем недалеко, располагались и китайская
антикварная лавка, куда предстояло сдать груз, и незабвенной памяти
увеселительное заведение «Звезда глубины», куда Мазур по размышлении все же
решился сунуть нос, чтобы разведать обстановку. Вообще-то, именно эти кварталы
и были вотчиной как пиратов мадам Фанг, так и гангстерских «триад» – но вряд ли
на Мазура персонально была объявлена здесь охота, кто он был для здешних
воротил?
Мазур сейчас имел некоторые основания гордиться собой.
Он-таки сумел провести шхуну в Катан-Панданг, благо в каютке гавайца отыскались
и морские карты, и довольно приличный секстан. Правда, оба вымотались до
последней степени, возясь с парусами и стоя долгие ночные вахты за штурвалом,
но, в конце концов, речь шла о спасении собственной шкуры, а такая цель стоит
любых трудов...
Им удалось раствориться в безбрежном океане, предварительно
затопив катер и уничтожив все прочие следы случившихся на борту шхуны к о л л и
з и й. Прежде чем потопить пиратское плавсредство, Мазур хозяйственно снял с
него пулемет с боеприпасом – на случай новых неприятных встреч, от которых, как
оказалось впоследствии, фортуна их избавила. Уже имея землю в прямой видимости,
за пару морских миль от Катан-Панданга Мазур с превеликим сожалением выкинул
пулемет в море вместе с прочим трофейным арсеналом. Не стоило лезть на рожон.
Мелкие суденышки вроде доставшейся им во владение шхуны швартовались у берега
без всяких таможенных и пограничных формальностей, ибо количество их было
неисчислимо, и островная держава при всем желании не смогла бы
проконтролировать каждое, но береженого Бог бережет, в любой стране полиция
обожает проводить внезапные рейды и выборочные проверки...
Хорошо еще, документы на корабль были в порядке. Еще в
первый же день, решив, что оторвались от возможной погони, оба занялись
несгораемым ящиком в каютке покойного Джонни. Там отыскались и оформленные
должным образом судовые бумаги (с Катан-Пандангом в качестве порта приписки), и
потрепанный американский заграничный паспорт гавайца – судя по нему, Джонни
покинул родину несколько лет назад вполне легально, а значит, в розыске не
числился. После недолгих раздумий Мазур забрал паспорт себе, решив предъявлять
его при крайней нужде. Как оно всегда бывает с фотографиями на документах,
выданных энное количество лет назад, тогдашний Джонни, молодой, не столь
потасканный и стриженый почти наголо, мало походил на самого себя перед
смертью, цвет волос на снимке по причине их практического отсутствия определить
было невозможно, а здешние сыскари вряд ли владеют английским настолько хорошо,
чтобы прочитать описание особых примет, внесенное неразборчивыми канцелярскими
каракулями... В общем, у Мазура были шансы. Главное – не привлекать к себе
внимания, не совершать ничего противоправного, вести себя так, будто обитаешь
тут который десяток лет. Тогда и до вдумчивой проверки документов не дойдет,
если верить заверениям опытного Пьера, неплохо знакомого с этим городом. «В
конце концов, – наставлял Пьер, – все мы, европейцы, для них на одно
лицо – как для нас китаезы и прочие азиаты...»
Пьер не доставлял ему ни малейших хлопот – он принял происходящее,
как должное, показывая всем видом, что готов служить под командой нового
капитана со всем рвением и покойницкой немотой. Рвение его особенно окрепло
после того, как они по-братски разделили пополам обнаруженные в несгораемом
ящике четыре тысячи с лишним американских долларов и ворох гораздо менее
респектабельной валюты пяти или шести окрестных государств. Как легко
догадаться, Мазур без малейшей жалости отдал бы случайному напарнику весь ворох
разноязычных денежек, но поступать так было нельзя, коли уж он по роли числился
европейским авантюристом, застрявшим в этих краях презренного металла ради.
Посему пришлось, изображая на лице подобающий накал алчности, вести дележку
скрупулезно и вдумчиво... Однако у Мазура в первый день осталось стойкое впечатление,
что лягушатник ждет от него нехороших сюрпризов, откровенно старается не
поворачиваться спиной, косится пугливо. Потом, правда, напарничек малость
успокоился, убедившись, что время идет, а глотку ему перерезатъ Мазур что-то не
собирается...
