Придержав Мазура на миг, Мэй Лань достала из сумочки лист
бумаги и проворно сунула его во внутренний карман белого Мазурова пиджака:
– Когда зайдет речь, достанешь и отдашь мне... Усек?
– Ага, – сказал он хмуро.
Именно в этот миг он заметил двух мрачных субъектов
европейского вида, торчавших в вестибюле у двери. Что-то очень уж проворно оба
отвернулись, сделав вид, что глазеют на улицу, где не происходило ровным счетом
ничего интересного. Очень уж приличный у них вид для этого заведения... Те, из
«ситроена»? А может быть...
Судя по взгляду Мэй Лань, она тоже заметила тех двоих, но и
ухом не повела, поднимаясь рядом с Мазуром по застланной пыльным ковром
лестнице на второй этаж.
Номер Багрецова полностью соответствовал внешнему облику
заведения – крохотный, меблированный со спартанской простотой. Поскольку хозяин
плюхнулся на единственный стул, проворно вытащив из внутреннего кармана мятого
пиджака прихваченную со столика бутылку, Мазуру ничего не оставалось, кроме как
стоять с брезгливым видом у окна. Скрестив руки на груди и вздернув нос с
величием истого аристократа, он бросил спутнице пару фраз на фантастическом
наречии, включавшем и пару ходовых словечек из скандинавских языков, и
собственную импровизацию.
Мэй Лань, глазом не моргнув, обратилась к Багрецову
по-английски:
– Господин желает знать, способны ли вы в нынешнем
вашем состоянии точно перевести русские слова...
– Как только увижу денежки, запросто, – сообщил
тот, печальным взором проследовал за бутылкой, выхваченной у него девушкой
из-под руки и поставленной подальше на подоконник. – Как только, так
сразу, что нам стоит...
Мазур взирая на соотечественника без малейшей
доброжелательности – вопреки расхожим штампам, он вовсе не собирался умиляться
только оттого, что этот тип с русской фамилией бухтит на родном языке. Этакий
вот соотечественник ему категорически не нравился. Для власовца вроде бы молод,
но не в том дело. Тогда, в Африке, недоброй памяти князь Акинфиев, его
благородие, был откровенным врагом, несмотря на преклонные годы, – но
чертов князь при всем при том был и личностью, волком зубастым. А этот
человеческий обломок ничего, кроме брезгливости, не заслуживает...
Мэй Лань подала Багрецову бумажку с портретом американского
президента, каковую бакшиш пьяница внимательно посмотрел на просвет, бережно
сложил и упрятал во внутренний карман. Девушка выжидательно уставилась на
Мазура, произнесла несколько слов – та же абракадабра от фонаря.
Вынув листок, Мазур совершенно естественнным жестом
развернул его, бросил быстрый взгляд на то, что там было изображено, подал
девушке. Все произошло так быстро и непринужденно, что Мэй Лань и не
заподозрила ничего, ей было не до этого, и протянула бумажку Багрецову с
неприкрытым волнением, поторопила:
– Побыстрее, пожалуйста!
Тренированная память Мазура надежно запечатлела и немудреный
рисунок, и три строчки печатных букв.
* * *
Человек, старательно срисовавший русскую надпись, русским
языком не владел совершенно – «и» кое-где оказалась перевернутой на манер более
привычной «N», вместо «ж» и «щ» накалякано черт знает что, «ы», несомненно,
поставила неведомого копировщика в тупик, но все равно видно, что он очень
старался...
Мазур, скрестив руки на груди совершенно по-наполеоновски, с
каменным лицом стоял посреди душного и тесного номера, слушая, как Багрецов,
подбирая наиболее подходящие обороты, толмачит Мэй Лань на английском смысл
записки. Она, в свою очередь, старательно «переводила» Мазуру английскую версию
на немыслимую тарабарщину.
– Прибавить бы надо... – вздохнул Багрецов.
У Мазура язык чесался выдать на языке родных осин: «От
мертвого осла уши, с Пушкина получишь, дефективный!», но он, понятно,
сдержался.
– Прибавлю, – пообещала Мэй Лань. – У вас
остались здесь какие-нибудь долги?
– За номер... Триста пятьдесят...
– Уладим, – сказана она решительно. –
Собирайтесь, быстро. Поедете с нами.
– Это куда еще?
– В другое место. В другой отель.
– Да с чего бы это я с вами...
– Слушайте, вы! – Мэй Лань цепко ухватила его за
ворот несвежей рубашки, притянула к себе. – В новой гостинице получите еще
сотню. А здесь вам оставаться нельзя. Есть люди, которым очень хочется знать,
что вы мне тут переводили... и они, подозреваю, не станут совать вам деньги.
Они вас попросту придушат... Ясно вам? Собирайтесь живо!
К немалому удивлению Мазура, Багрецов не протестовал и не
переспрашивал – вытянув из-под кровати старую объемистую сумку, принялся
швырять туда пожитки. Должно быть, за время своих печальных странствий научился
реагировать на близкую опасность не хуже бродячей собаки.
Мэй Лань проворно вытащила Мазура в коридор. Огляделась.
Коридор был пуст.
– Ты видел черный ход?
– Ага, – сказал Мазур. – В глубине вестибюля,
направо...
– Я с ним выйду первой, а ты постарайся задержать тех
двух. Без церемоний, я тебя умоляю...
– А потом?
– Потом беги черным ходом. Свернешь направо, в
переулок, когда он кончится – налево. Я там оставила машину. Усек? Только
непременно сделай так, чтобы они нас не догнали...
– Стрелять в лоб или по ногам? – деловым тоном
спросил Мазур.
– Да ну тебя! Никакой стрельбы. Только трупов нам не
хватало... Черт, что он там копается?
Те двое так и торчали в вестибюле на прежнем месте. Мазур с
безразличным видом, вразвалочку прошел к окну, встал в метре от них и столь же
лениво пялился на улицу. Видел краем глаза, как девушка бросает перед портье
пару банкнот, как, энергично волоча за локоть Багрецова, исчезает за дверью...
Двое моментально стряхнули сонную одурь и ринулись следом...
но Мазур, будто бы невзначай, подбил переднего мастерской подножкой – и тот
растянулся красиво, качественно, припечатавшись мордой к пыльному потускневшему
ковру, – а второго цепко ухватил за локоть, возмущенно возопил:
– Ты чего толкаешься, прыткий! По морде давно не
получал?
Тот развернулся к Мазуру, попытался уделать левой – и
получил свободной рукой по кадыку, а мигом позже, надежности ради, – и по
затылку. Тем временем первый, раскорячась, вскочил – и нарвался на два удара
ногой, под коленку и под ложечку.
Все было в ажуре, оба ворочались на загаженном ковре,
собирая пыль боками, шипя и охая от боли. В баре гомонили – и никому не было
дела до баталии в вестибюле, надо полагать, подобное тут не в новинку...
Оставался портье. Мазур проворно показал ему кулак – и абориген застыл за
конторкой стойким оловянным солдатиком, уставясь в другую сторону, таращился на
потолок так, что глаза из орбит полезли. Порядок.
