Она хмыкнула, захлопнула дверцу и рванула с места, что твое
пушечное ядро. Задумчиво глядя вслед потрепанному фургончику (тем не менее, как
давно выяснилось, обладавшему не мотором, а зверем), Мазур понятливо покривил
губы: ежику ясно, что помчалась докладывать и получать новые инструкции.
Значит, еще поживем. Пока что. Видимо, у нее не было четких указаний, иначе не
выйти бы с того чердака...
Он так и остался стоять перед запертым по вечернему времени
парадным входом в «Пещеру сокровищ», без нужды поправляя дурацкий сигнал,
шейный платок, от души надеясь, что за ним все же следили добрые, внимательные
и усталые глаза, прославленные во множестве отечественных фильмов и романов.
Нет, все же ни за что не поменялся бы со Штирлицем и даже господином Гербертом,
ни за что не поменялся...
На противоположной стороне улицы знакомый продавец игрушек
собирал нехитрый товар в две плетеные конусообразные корзины – бумажных птичек,
резиновых лягушат и прочую фауну. На Мазура он вовсе даже и не смотрел.
Конечно, если ненадолго поддаться шпионской паранойе, старикан мог оказаться
кем угодно: полковником КГБ, резидентом ЦРУ, одним из главарей «триад» вроде
почтенного Хоп Синга...
– У вас не найдется огоньку? – спросил с широкой,
вежливой улыбкой остановившийся перед ним молодой китаец в джинсах и белой
рубашке навыпуск. В уголке рта он нетерпеливо мял сигаретку.
Мазур торопливо щелкнул зажигалкой. Китаец чуть наклонился
вперед, прикрывая ладонями от ветерка крохотное пламя, и произнес на приличном
английском, быстро, внятно, тихо, почти не шевеля губами:
– Они перегнали шхуну в другое место, учтите.
Осторожно.
Улыбнулся еще шире в знак благодарности и удалился, как ни в
чем не бывало, насвистывая игривый местный мотивчик. Мазур оказался на высоте –
он не стал ни вздрагивать, ни глупо таращиться вслед. Медленно спрятал
зажигалку в карман, со знакомым каждому советскому человеку чувством глубокого
удовлетворения подумав, что он все же плохо думал о бойцах невидимого фронта:
были поблизости некие неизвестные друзья, а как же. Т а к у ю информацию не
стал бы сообщать в целях гнусной провокации противник, вражина – к чему? Ну,
все идеально укладывается в нехитрую картину: там, в другом месте, надо
полагать, удобнее всего...
Он обошел дом, распахнул дверь черного хода. Уже стало
темно, и в коридоре горела тусклая лампочка. Бесшумно возникшая из кухни
старуха – в полумраке вылитый Кащей Бессмертный с азиатским уклоном – показала
на открытую дверь за своей спиной и вполне понятными жестами вмиг разобъяснила:
кушать подано, идите жрать, пожалуйста...
Мазур отрицательно покачал головой – с е й ч а с в этом
гостеприимном доме не следовало ни крошечки проглотить, ни глотка отпить.
Отточенное столетиями умение восточных людей пользоваться изощренными ядами –
никакая не легенда, что вам, если имеете соответствующий допуск, в два счета
растолкуют полдюжины засекреченных инструкторов...
Старуха недоумевающе пожала плечами. Мазур с помощью столь
же нехитрых и выразительных жестов растолковал, что у него ужасно болит живот,
и едок из него сегодня никакой. Понятливо закивав, старуха нырнула в кухню и
почти сразу же выскочила назад, протягивая ему фарфоровую чашечку с какой-то
темной жидкостью, остро пахнущей неизвестными травами.
Ну дудки! Еще не хватало откровенных зелий... Вежливо отведя
ее руку, Мазур решительно направился наверх по лестнице.
Вообще-то, самое время слинять по-английски, даже не заходя
в дом, – свернуть за угол, в темпе пробежать пару кварталов, остановить
такси и ехать в порт. Но приказ, зараза, был недвусмысленный: в случае
п о д в и ж е к намотать на шею платок и отдаться течению событий, то
есть ожидать вмешательства незримых опекунов, ну и, так и быть, сопротивляться
попыткам переправить К. С. Мазура на тот свет – в случае, если попытки таковые
будут выражены самым недвусмысленным образом...
В своей комнатушке он обнаружил Пьера. Компаньон
смирнехонько сидел в плетеном креслице, нежно баюкая в руке пузатый китайский
стаканчик из розового стекла. Бутылка виски, стоявшая на хлипком столике, тоже
плетеном, была пуста всего-то на три пальца, следовательно, банкет начался
практически только что (Мазур уже убедился, что его нечаянный спутник всасывает
спиртсодержащие жидкости, как сухая губка).
– С горя пьем или с радости? – лениво осведомился
Мазур, усаживаясь в другое креслице, аккуратненько, чтобы не проломить
эфемерное сиденьице.
– Кто его знает... – Француз поднялся, на цыпочках
прошел к двери, выглянул в коридор и, убедившись в полном отсутствии
посторонних, снова тщательно дверь за собой прикрыл. – Джимми, ты с этим
Слаем давно знаком?
– Лет пять, – осторожно сказал Мазур. – Никак
нельзя сказать, чтобы были близкими друзьями, но есть за спиной парочка общих
дел... Ну ты сам знаешь, как это бывает.
– Не хочешь – не отвечай, дело твое... Он про тебя
что-нибудь такое знает, что может держать тебя в руках?
– Да брось, с чего ты взял?
– Уже полегче... – Пьер жадно покосился на
бутылку, но не потянулся за нею, что было довольно-таки нетипично. – Не
нравится он мне, Джимми. Глаз наметан, нюх не подводит...
– Случилось что-нибудь? – тихо, серьезно спросил
Мазур.
– Да нет, ничего пока... Только он, знаешь ли, так и
вынюхивает. Знаю я таких гнид, насмотрелся... Вопросики задает как бы
невзначай, с подковырочкой и подвохом...
– Какие?
– Всякие. Каждый сам по себе вроде бы и безобидный,
только человек бывалый сразу подметит, когда вопросики складываются в некую с и
с т е м у. Давно ли тебя знаю, чем занимаемся, насколько я с тобой откровенен,
что у вас с девочкой, давно ли знакомы... И тому подобное. Точно тебе говорю,
Джимми: если твой старый дружок и не шпик, то на кого-то определенно
работает...
«Ага, вот что, – подумал Мазур без особой
тревоги. – Столкнулись цэрэушный профессионализм и двадцатилетний опыт
бродяжьей жизни. У таких вот хобо, вроде Пьера, чутье на шпиков должно быть
фантастическое, поскольку без него в здешних местах и не выживешь».
– Я и сам за ним кое-что подмечаю... – сказал он с
прежней осторожностью. – Гнильцой попахивает от старины Слая. Он всегда
был неразборчив в знакомствах и подработках... Ну, а что делать? Не могу же я
без веских оснований вышвырнуть на улицу старого дружка – это ведь само по себе
довольно подозрительно, согласись... Пусть уж лучше на глазах будет, паскуда...
– Джимми, – сказал Пьер, старательно отводя
глаза. – Отпустил бы ты меня, а? Чем хочешь поклянусь – молчать буду, как
рыба, мне твои дела совершенно не интересны...
– Господи ты боже мой, – сказал Мазур с самым что
ни на есть простецким видом. – Пьер, старина, разве я тебя держу? Дверь не
заперта, можешь идти на все четыре стороны...
– Джимми, я не об этом. О т п у ст и по-хорошему,
ладно? Как бы официально спиши на берег... Понимаешь? Чтобы мы разошлись без
всяких обид и последствий...
