Мэй Лань гнала, как полоумная: пересекла ярко освещенную
улицу, выскочив на всем ходу из одного переулочка и влетев в другой, сзади
панически заскрипели тормоза сразу нескольких машин. И снова – закоулки,
проулки, темные витрины, кто-то выскочил из-под колес, негодующе вопя, кто-то
чем-то запустил вслед, судя по мягкому шлепку в бок фургончика – гнилым
экзотическим фруктом...
Они, конечно, нарушили уйму правил дорожного движения – а
они и в этой экзотической стране существуют, хоть и либеральнее европейских раз
в десять, – перепугали кучу народу и разнесли немало чужого имущества, но
все эти хулиганские гонки принесли свои плоды. Никто больше не сидел у них на
хвосте. Мэй Лань, свернув за очередной угол – Мазур потерял счет переулочкам и
закуткам, решительно не представляя, где они сейчас находятся, – и поехала
потише, как благонамеренный гражданин, вовсе не обязанный опасаться несущихся
следом хмурых парней с бесшумными пистолетами и шумными автоматами. А там и
вовсе притормозила, решительно выдернула из замка ключ зажигания.
Распорядилась:
– Вытряхиваемся. Пойдем пешком.
– Это зачем? – искренне не понял Мазур.
– Как меня порой умиляет твоя исландская
патриархальность... – усмехнулась девушка чуточку напряженно. –
Ничего не слышал о «маячках»? Могли прилепить к днищу какую-нибудь крохотную
пакость, чтобы она прилежно посылала сигналы в эфир. Времени у них было
достаточно.
Черт ее знает, всерьез она опасалась «маячка» или крутила
очередную коварную комбинацию, но Мазур, поразмыслив, пришел к выводу, что в ее
словах есть резон. В фургоне и в самом деле мог оказаться малюсенький
передатчик, и приотставшие янкесы окажутся на хвосте совершенно неожиданно, а
их Мазур сейчас опасался еще больше, чем боевую подругу, она, по крайней мере,
одна-одинешенька пока что, зато цэрэушники, похоже, привыкли ходить на охоту
исключительно толпой...
– Представляю, что сейчас творится у лавки, –
сказал он искренне. – Полиция непременно нагрянет...
– А вот вряд ли, – сказала Мэй Лань. – У
здешней полиции есть хорошая привычка: приезжать не раньше, чем ее десять раз
вызовут. Но в том районе как-то не принято обрывать полицейские телефоны, если
у соседей ночью шумели... Пойдемте. Нужно поймать такси.
И она первой направилась за угол, где виднелись яркие
уличные фонари и мелькали фары проезжавших машин. Мазур потащился следом,
мимоходом ободряюще похлопав по плечу вовсе уж заскучавшего Пьера. Ему не нравилось,
что девушка не задала до сих пор ни единого вопроса касаемо Слая, – а
ведь, казалось бы, любой нормальный человек в такой ситуации обязан был
поинтересоваться, знал ли Мазур, что за змею пригрел на груди и что,
собственно, его старый друг собирался делать, нет ли догадок...
Значит, ее и э т о уже не интересует. Целеустремленно идет к
поставленной задаче. Черт, и ведь никак не удастся предупредить Пьера, чтобы
держал с ней ухо востро, – Мазур не знал по-французски, а на английском
толковать нельзя, услышит, востроухая...
Выйдя на довольно широкую и оживленную улицу, Мэй Лань
пропустила парочку свободных такси, энергично замахала третьему. Ну да,
конечно. Мазур прекрасно помнил, как появился господин Герберт, слушая
повествование о похитивших Мазура американцах, как удрученно он вздохнул: «Боже
ж ты мой, ну кто садится в п е рв о е же подъехавшее такси? Нужно обязательно
парочку пропустить...»
Ехали долго. Оказалось, Мэй Лань, стряхивая хвост, залетела
в противоположный конец города, максимально удаленный от моря. К морю они и
вернулись в конце концов, машина оставила позади последние жилые кварталы и
несколько километров катила по широкой немощеной дороге, тянувшейся параллельно
океану. По мнению Мазура, водитель чуточку нервничал – время позднее, компания
странноватая, место назначения тоже не из обыденных, но старался этого не
показывать. Ну, понятно, таксисты везде одинаковы: не пойдешь на риск – не
заработаешь...
Огромная луна висела над морем, протянув зыбкую золотистую
дорожку до горизонта. Вдали виднелся одинокий парус, белевший в полном
соответствии с чеканными строками Михаила свет Юрьевича, – разве что море
было сейчас не голубым, а темным. Справа, над берегом, показались какие-то
бараки. Потом снова потянулись дикие места без малейших признаков
градостроительных усилий человека. И снова бараки. Так, вот и парочка сампанов
покачивается у ветхого деревянного причала...
Мазур уже навидался таких мест – берега буквально усеяны
подобными рыбацкими приютами. Бедняцкие порты. В бараках держат сети и улов,
здесь же и живут. Наверняка через такие вот убогие жилища нескончаемым потоком
идет и контрабанда-мелочевка, которой здесь прирабатывает каждый второй, не
считая каждого первого. Ничего серьезного, конечно, – крутая контрабанда
путешествует иначе, в других условиях...
Машина остановилась. Мэй Лань протянула водителю пару
бумажек – судя по его довольному виду, не пожадничала. Он поклонился,
прочирикал что-то почтительно-благодарное – и побыстрее рванул с места,
торопясь расстаться со щедрыми, но странными пассажирами.
Мазур откровенно огляделся. Справа, метрах в пятидесяти,
тянулся крытый пальмовыми листьями барак с незастекленными окнами, темный, как
могила. Слева, у дряхлого дощатого причала, идиллически покачивалась на
спокойной воде родимая шхуна. Паруса, понятное дело, убраны, тишина, покой и
безветрие, но у сходней, узкой доски, переброшенной на причал, багрово рдеет
раскуренная трубочка. Один из безымянных китайцев бдительно несет вахту. Боже,
какая тишина, ни единой души вокруг...
– Ну, что вы стоите? – нетерпеливо спросила Мэй
Лань. – Пошли!
– Погоди, – сказал Мазур. – Объясни хотя бы,
что будем делать. Сейчас вроде бы опасаться некого...
– Вот именно, «вроде бы». – Она оглянулась на
темный длинный барак. – Кто его знает... Сколько у тебя патронов осталось?
Он достал пистолет, выщелкнул обойму, передернул затвор:
– Один-единственный.
– Другими словами, все равно, что ничего...
Дай-ка, – Мэй Лань в два счета отобрала у него «Вальтер» и запустила с
берега, только булькнуло. – Я тебе приготовила подарочек получше, там, в
каюте. Могу спорить, останешься доволен.
Вот так. О «Веблее», который по-прежнему был заткнут у него
за ремень брюк, она и не вспомнила, конечно, – теперь уже ясно на все сто,
что сейчас их с Пьером будут мочить. Это во всем ощущается: в ее нетерпеливых и
словно бы к пустому месту обращенных интонациях, которые она не может скрыть, в
уединенности места, в законах игры...
– Ну, что вы стоите? У нас почти нет времени...
И она первая взбежала на борт, быстро и проворно, балансируя
раскинутыми руками, грациозная и прекрасная, так что у Мазура мимолетно
защемило сердце, и он страстно возмечтал ошибиться, попасть пальцем в небо.
Пусть окажется, что виной всему профессиональная паранойя, мания преследования,
что никто и не собирался его убивать...
