Он не знал толком, за что и против кого борются эти, на
прогалине. Да и неважно это, в общем. Потому что с высоты своего печального
жизненного опыта он мог предугадать со всей уверенностью: что там ни начертано
на штандартах, суть убога и однотипна. При успехе кончится тем, что на место одних
сытых рож усядутся другие, пусть даже эти другие сейчас искренне верят, что
непременно устроят угнетенному народу райскую жизнь, стоит только свергнуть
окопавшихся во власти казнокрадов и кровопийц. Насмотрелся, знаете ли, в разных
уголках планеты. Давно перестал испытывать юношеский оргазм, заслышав слова
«национально-освободительное движение». Главное, эти вот, на полянке, даже
после победы их святого дела останутся в прежнем убогом положении – ну, разве
что самые хваткие, циничные или просто везучие выбьются в лейтенанты гвардии,
смотрители таможни или инспекторы министерства образования, никак не выше.
Кусочки пожирнее – для вождей инсуррекции. А вожди, ручаться можно, сидят
сейчас где-нибудь за три границы отсюда, дают интервью журналистам в бомбейском
отеле, а то и лондонском конференц-зале – сытые, чисто выбритые, благоухающие
недешевыми парфюмами, в сшитых по мерке костюмах...
И ничего тут не поделаешь. Почти что закон природы. Как в
той вьетнамской сказочке, где победитель дракона сам непременно становится
драконом, потому что свято место пусто не бывает...
Он встрепенулся. Ага... высокий юнец, отличавшийся от
остальных биноклем на груди и какой-то никелированной эмблемой на армейском
кепи цвета хаки, негромко произнес пару фраз на незнакомом наречии – мяукающе,
заунывно. Остальные, не прекословя, без малейшей попытки хоть на секундочку
продлить отдых, стали подниматься на ноги. Выстроились цепочкой –
дистанция меж идущими чуть меньше двух метров – и бесшумно втянулись в чащобу.
Прогалина моментально опустела, словно никаких партизан тут не было вообще: ни
клочка мусора, ни одной сломанной ветки, трава не примята... Что ж, не лопухи.
Черт бы их побрал, таких идейных, откровенно-то говоря. Как
будто без них мало хлопот в жизни...
Нелегально шастать по территории суверенного государства
(пусть и в необитаемых джунглях) – само по себе занятие малоприятное и многим
чреватое. Однако ситуация осложняется еще и тем, что в джунглях полным-полно
партизан, за которыми время от времени с превеликим упорством, шумом и размахом
гоняются силы правопорядка, с коими сталкиваться еще более рискованно, –
не станешь же вежливо убеждать, что ты не имеешь никакого отношения ни к каким
Фронтам-чего-то-там-освобождения, что ты всего-то навсего советский диверсант,
и поставленные перед тобой задачи никоим образом не затрагивают интересов
данной державы...
Не поймут и не оценят – Азия-с. Сволокут если не в
контрразведку, то к американским советникам, что еще хуже. Ну, а партизаны
всегда готовы на всякий случай перерезать глотку любому непонятному чужаку –
так оно надежнее, хлопот меньше и никаких философских раздумий над сложностью
бытия... А если вспомнить, что здешних махновцев подкармливает как раз Пекин,
то в переговоры с ними вступать не стоит при любом раскладе...
Но ничего не поделаешь, приходится идти напрямки как раз по
местам, где играют в казаки-разбойники партизаны и здешние коммандос. Потому
что давать кругаля по более безопасным, вовсе уж безлюдным местам означает
потерять двое-трое суток, на что обитатели заоблачных высей, отдающие
безоговорочные приказы, категорически не согласны... Одним словом,
выкручивайтесь, как умеете, маленькие, что ли?
Лошарик глядел вопросительно. Мазур не шевелился,
прислушиваясь, – где-то высоко в небе летел самолет, судя по звуку, на
приличной высоте. Маловат для пассажирского лайнера, не похож на истребитель...
не видя, точно не определишь. Идет своим курсом или кружит? А ведь похоже, что
кружит...
Ну кружит и кружит, что ты с ним поделаешь?
– Пошли, – тихонько распорядился он, и оба
двинулись назад, где ждали остальные.
Не самый приятный расклад – и из-за специфики района, и
из-за всего прочего. Точных карт местности у них не было вообще – их попросту
не успели раздобыть, не было времени дожидаться точных карт. Обходиться
пришлось тем, что нашлось у капитана «Нептуна» и господина Герберта, –
обычные географические атласы, карты пусть и точные, но вычерчены в масштабе,
совершенно не устраивающем спецназ. Примерно то же самое, что вести
бомбардировщик по пачке «Беломора». Вы уж там сами осмотритесь на местности,
ребята, не первый год замужем, и, главное, не забывайте, что указание л и ч н о
е...
Ну что ж, когда страна прикажет быть героем... Ребята и в
самом деле подобрались не те, которых может обескуражить отсутствие карт-двухверсток,
дорожных указателей и пивных киосков. Общий характер местности известен,
кое-какие вводные данные имелись, об опасностях в лице ядовитых змей, партизан,
диких быков и правительственных войск получили некоторое представление, компас
– штука знакомая. В конце-то концов, как мудро подметил Морской Змей,
Колумб отправился в плаванье снаряженным в сто раз хуже и ничего – открыл
Америку, помер адмиралом...
Они вернулись к месту общего сбора – как раз вовремя, чтобы
выслушать доклад разведчиков, старательно прочесавших «челноком» тот район,
куда следовало двигаться. Доклад был не особенно оптимистичен: километрах в
трех впереди на лесной дороге наметилось нехорошее оживление – то и дело
проскакивали грузовики с солдатами, прошли два броневика, летали вертолеты. В
сочетании с рапортом радиста, фиксировавшего обильный радиообмен меж доброй
полудюжиной раций – в эфире наблюдалось форменное столпотворение, –
получалось, что они, похоже, ненароком угодили чуть ли не в самый центр
проводимой с размахом контрпартизанской операции. Предусмотреть этого никто не
мог, но и концом света это, безусловно, не было – следовало всего лишь
выскользнуть потихоньку из кольца, а уж этому их учить не нужно...
Покосившись вправо, Мазур с неудовольствием поджал губы. Они
одни без всякого труда просочились бы через любые боевые порядки, но пришлось
тащить с собой этого урода Фань Ли, человека, безусловно, не лесного, и
бдительно его опекавшего Безымянного Товарища, который, судя по впечатлениям
последнего дня, тоже был не из сибирских таежников...
Вон он сидит, дворецкий хренов, – в камуфляже, как и
положено, чтобы сливался с пейзажем, всем видом показывает, как ему плохо и
тягомотно посреди дикой природы, толстая ряшка вся в поту, за сердце
демонстративно хватается, на жалость бьет...
Хорошо еще, не пытается закатывать спектакли, отказываясь
идти по причине взбунтовавшейся печени, мозолей на пятках и общего невроза
организма. Поначалу взялся было плестись по-черепашьи, норовя прилечь на отдых
чуть ли не через каждые сто метров, но из него быстро выбили эту дурь
посредством демонстрации в опасной близости от яремных вен сверкающего кинжала.
После чего веселости у китайца не прибавилось, равно как и бодрости, но
изображать немощного столетнего паралитика быстренько перестал...
– Что там? – спросил Морской Змей.
– Ушли наконец, – сказал Мазур. – Градусов на
сорок к зюйду. Нам, стало быть, надо брать еще градусов на сорок правее...
