Мазур покорно поплелся в указанном направлении. На его стук
незамедлительно последовало приглашение войти.
Пресловутый мистер Герберт был примерно ровесником Мазура и
мужиком весьма обаятельным, настолько, что даже глаза у него были по-настоящему
добрыми, а это у людей определенного рода занятий свидетельствует о твердом
профессионализме. Учитывая все обстоятельства, даже юный мичман на месте Мазура
догадался бы, пожалуй, что этот мужик – никакой не мистер и никакой не Герберт.
Но эти догадки следовало держать при себе, если и сам хочешь оставаться
профессионалом...
– Как себя чувствуете в новой роли? –
поинтересовался мистер Герберт, гостеприимно выставив перед Мазуром запотевшую
баночку кока-колы и высокий стакан.
– Нормально, – кратко ответил Мазур, осторожно
дернув жестяное колечко.
– Вы сработали на совесть, – сказал мистер
Герберт. – Претензий пока нет. Увы, ваш трофей оказался в некотором смысле
бесполезным. Это означает, что мы продвинулись вперед не намного, на крохотный
шажок. Он уверяет, что вообще не имел никакого отношения к капсуле. Что ее
забрал на свой катер Лао – что нашего господина Ма не особенно и удручило, ибо
он не видел в этой штуке ничего ценного...
– Простите, а вы его... х о р о ш о спрашивали? –
осторожно спросил Мазур.
– Будьте уверены, – небрежно ответил
Герберт. – Не считаете, надеюсь, что только в а ш е й специальности
свойствен профессионализм?
– Помилуйте, что вы! – сказал Мазур. – Я
ничуть в вашем профессионализме не сомневаюсь, просто уточняю...
– Я так и понял, – кивнул господин Герберт, причем
его глаза оставались добрыми, а взгляд открытым и дружеским. – Могу вас
заверить, что спрашивали его хорошо. И могу вас заверить, что в искренности клиента
я не сомневаюсь. Отсюда, к сожалению, проистекает необходимость предпринять
новые шаги. Нам необходимо пригласить господина Лао в гости...
Мазур решился спросить:
– Почему вы это говорите мне, а не командиру группы?
– Потому что именно вы будете приглашать его в гости, а
не командир, – немедленно ответил Герберт. – Не зря же именно вас
решено было вывести на публику...
– Физиономия подходящая, а? – усмехнулся Мазур.
– Именно, – серьезно сказал Герберт. –
Физиономия – не столь уж малозначительный фактор... Вот что я хочу вас
спросить... Способна ли ваша группа быстро и квалифицированно захватить к л и е
н т а на берегу? Конкретнее, в одном из здешних кабаков? Качественно его взять,
преодолев любое сопротивление, после чего доставить на судно? Подумайте хорошенько.
Я уже вижу, что задача вам не по нутру, – у вас лицо стало даже не
озабоченное, откровенно сердитое.
– Ничего удивительного, – сказал Мазур. – Взять,
конечно, можно. Разнести там все вдребезги и пополам, доставить на судно, если
будут к тому возможности вроде хорошей машины...
– Почему же физиономия у вас такая кислая?
– Потому что такая работа – немножко не по
профилю, – честно признался Мазур. – Мы – военные, диверсанты.
Боевики. А то, что вы предлагаете, попахивает скорее шпионскими романами.
– Я ничего не п р е д л а г а ю, запомните, – с
металлическими нотками в голосе сказал господин Герберт. – Я либо ставлю
задачу, либо отменяю ее. Вам понятно?
– Так точно.
– Избегайте строевых терминов, – посоветовал
Герберт. – Не «так точно», а «да». Да, ага, йес, натюрлих...
– Натюрлих, – сказал Мазур.
– Вот то-то, – как ни в чем не бывало кивнул
Герберт. – В данном конкретном случае меня совершенно не интересуют
тонкости вроде того, что работа, изволите видеть, не совсем по профилю. Вам
понятно?
– Да. Ага.
– Следовательно, задача осуществима?
– Безусловно, – сказал Мазур. – Не сочтите за
похвальбу, но мы и не на такое способны... – Он поднял глаза и
усмехнулся. – В особенности, если вся ответственность лежит на других, на
тех, кто ставит именно такие задачи...
– Вот это уже лучше. Но физиономия у вас по-прежнему
кислая...
– А что вы хотите? – пожал плечами Мазур. –
Из всего, что нам вбивали в голову много лет, на первом месте стоит даже не
боевое искусство, а скрытность и анонимность. Сейчас же... Конечно, если того
требуют интересы дела, мы разнесем кабак вдребезги и пополам при необходимости
вместе с прилегающими зданиями и уличными фонарями. Но подобная акция настолько
противоречит моему жизненному опыту...
– Моему, между прочим, тоже, – одними губами
усмехнулся Герберт. – Я тоже, знаете ли, всю сознательную жизнь живу под
флагом скрытности и анонимности. Однако ж обстоятельства... Мы обязаны добыть
эту банку. Любой ценой. Приказ идет с самого верха. С с а м о г о, вы
понимаете? С такого, что выше не бывает. А значит, все правила игры летят к
черту, нравится это нам с вами или нет. Наши с вами эмоции никого не
интересуют.
«Ну, предположим, насчет с а м о г о верха ты брешешь,
голубь, – подумал Мазур с непроницаемым лицом. – Здесь, в Южных
морях, нет ни единой советской глушилки, и эфир битком набит вражьими голосами,
как селедка – икрой. С точки зрения ортодоксов, в е с ь эфир как раз и состоит
из вражьих голосов. Так вот они, что характерно, вторую неделю уже клевещут,
что товарищ Леонид Ильич Брежнев давненько пребывает в коме и на окружающую
действительность не реагирует вообще. Какой уж тут самый верх... А впрочем, сия
медицинская клевета ни на что не влияет. Верхи есть верхи, и кто там из них
с а м е е – дело десятое. Если прикажут, пойдешь, как миленький, не то что
кабак разносить, а хоть бы и полицейское управление славного портового города
Катан-Пратанг...»
– Ну, не смотрите на жизнь столь пессимистично, –
обнадежил господин Герберт. – В конце концов, окончательного решения пока
нет. И неизвестно, будет ли санкция. В любом случае мы обязаны просчитать любые
варианты. И в первую очередь с вами. Боюсь, вынужден вас чуточку огорчить. Вам
предстоит часов несколько побыть совершенно продажным и беззастенчивым типом,
готовым вступить в преступный сговор с пиратами. Я думаю, вас немного утешит
тот факт, что все это относится не к вашей подлинной личности, а к принятой на
себя роли...
– Непременно утешит, – хмуро сказал Мазур.
* * *
...К вялому удивлению Мазура, господин Ма, на первый взгляд,
не выказывал и тени волнения, как будто вовсе и не ему предстояло вскоре
продать своего давнего собрата по нелегкому пиратскому ремеслу. Он
непринужденно обсуждал меню с куколкой-официанткой, вольно раскинувшись на
стуле в позе хозяина жизни, известного здесь всем и каждому. Пожалуй, так оно и
было: Мазур то и дело перехватывал направленные на своего соседа взгляды – его
явно узнавали, но не подходили и даже не приветствовали жестами. Скорее всего,
тут имелся свой неписаный этикет, предписывавший ни за что не узнавать
знакомого, если он сидит с личностью незнакомой. Мало ли какими они там заняты
делами...
