Вулфрик почувствовал, что краснеет. Так, значит, вполне возможно, малышка Милисент не лгала, утверждая, что сокол принадлежит ей и она сама его выдрессировала!
— Итак, она предпочитает мужские занятия и развлечения? Означает ли это, что леди презирает женские?
— Не просто презирает, но отказывается и слышать о них! — признался Найджел. — Вы, разумеется, заметили ее костюм? Поверьте, я много раз пытался заставить ее одеваться как пристало женщине. Не давал ей денег на одежду и требовал, чтобы для нее шили платья под моим присмотром. Так девчонка меняла их в деревне на мужские котты и камизы
[4]
. Я их отбираю, она привозит крестьянам мясо и все-таки добивается своего: те снимают с себя последнее. Клянусь, мои крестьяне скоро останутся голыми! Этим летом, когда я неустанно следил за ней, сундуки их окончательно опустели!
Пожалуй, будет непростительной грубостью осведомиться, почему девчонке попросту не приказали вести себя прилично. Кроме того, Вулфрик опасался обнаружить, что Милисент нисколько не уважает собственного отца и смеет его ослушаться! Но жених имеет право знать худшее — хотя что может быть хуже этого?!
— Неужели она не понимает, что выглядит огородным пугалом и посмешищем всей округи?
— Думаете, ей не все равно? Нет, она безразлична к своей внешности. Ни капли обычного женского тщеславия.
Вулфрик сокрушенно покачал головой. Ну что с ней поделаешь? От этой болезни, очевидно, нет ни лекарства, ни спасения.
— Но почему так случилось? Почему за ней никто не следил с самого детства и не пресек подобные повадки?
Как он и ожидал, Найджел смущенно потупился. Было видно, что он сгорает со стыда.
— Как вы, должно быть, подозреваете, во всем моя вина. И единственное оправдание в том, что я ничего не знал о выходках Мили, пока не стало слишком поздно. Просто потерял голову и рассудок после смерти жены. Меня… меня словно бы не было здесь, пусть я и не покидал дома. Вряд ли вы поймете… но пучина скорби оказалась слишком глубока. И я погрузился в нее, забыв обо всем остальном. И первые годы после ее кончины почти не сохранились в памяти.
— Мой отец упомянул, что вы горячо ее любили, — неловко пробормотал Вулфрик, поскольку у Найджела был такой вид, будто он вот-вот расплачется.
— Да, я любил ее, но и не представлял себе, как сильно, пока она не покинула этот мир. Мой брат Альберт, храни его Господь, в то время жил с нами. Я доверил ему заботу о девочках, но он и сам был вдовцом и находил мальчишеские выходки Милисент забавными.
— Но вы сказали, что были здесь…
— Да, только вот трезвым меня никто не видел, — признался Найджел. — А девочки любили выдавать себя друг за друга и часто обманывали даже домашних. Поэтому я порой принимал Джоан за Милисент и не догадывался, что дело неладно, пока, как уже сказал, не стало слишком поздно. Когда же наконец мне открылась ужасная правда, оказалось, что поделать ничего нельзя и Милисент отказывается вести жизнь благородной молодой дамы. Стала настоящей разбойницей.
Вулфрик на миг замер.
— Отказывается?
— Слишком много в ней огня, в моей Милисент, не то что в ее сестре, Джоан. Та иногда даже чересчур робка. Неукротимый дух и отвагу девочка унаследовала от матери, и это одна из причин, почему у меня рука не поднимается приструнить ее. Боюсь, она прекрасно знает, как сильно напоминает мне свою мать, — знает и беззастенчиво этим пользуется.
Никто не ожидает от отцов, чтобы те уделяли воспитанию дочерей столько же внимания, сколько обучению сыновей, и Вулфрик, стараясь быть справедливым, пробормотал:
— Вы, разумеется, вовсе не должны были наставлять ее в этикете, но неужели для этого не нашлось ни одной дамы? Найджел покачал головой:
— После того как жена моя ушла на небо, в замке не осталось ни одной леди достаточно высокого происхождения, кроме разве жен моих рыцарей, но и у них не хватило смелости выстоять против моей упрямой дочери. Когда я пришел в себя и понял, что Милисент набралась опасных мыслей, поскорее отправил ее на воспитание в Фулбрей-Касл, в уверенности, что жена лорда Хью приберет ее к рукам. Но девочка оказалась на редкость неподатливой, и после нескольких лет неустанных попыток спасти ее душу Милисент отправили обратно с посланием, в котором говорилось, что их воспитанница безнадежна. Они перепробовали все возможное, кроме разве порки кнутом, и ничто не подействовало.
Интересно, сознает ли старик, что его дитя не только не годится в жены аристократу, но и вряд ли найдется мужчина в здравом рассудке, который захотел бы жениться на ней… Черт возьми, да ему предоставляется возможность отделаться от этой негодницы и не позорить ни себя, ни семью! Найджел сам посчитает необходимым освободить его от брачного контракта. Остается лишь тактично намекнуть ему на обстоятельства…
— Благодарю за искренность, лорд Найджел, но, учитывая все сказанное, согласитесь, вряд ли из нее выйдет хорошая жена, как по-вашему?
К его полнейшему разочарованию, Найджел улыбнулся:
— О, позвольте с вами не согласиться. Не сомневаюсь, дети и любимый муж — вот то, что может смягчить ее нрав и заставить узреть все неприличие поведения.
— Но откуда у вас такая уверенность?
— Именно так и произошло с ее матерью, а Милисент — точная копия моей покойницы жены. Я уже упоминал, что у супруги до свадьбы был неукротимый характер, и, говоря по правде, окружающие считали ее наказанием Господним, особой вздорной и горделивой, с ядовитым языком гадюки, который больно ранил всех без разбора. Представьте, любовь сотворила с ней волшебство.
Как ни тяжело было удержаться от презрительной реплики, Вулфрик все же с честью вышел из положения, заметив только:
— Вы предполагаете, что она полюбит меня? А если нет?
Найджел понимающе ухмыльнулся, что еще сильнее вывело из себя собеседника.
— Я не нахожу в вас ни единого недостатка. Или вы смеете утверждать, что не можете угодить женщине? — И, заметив, что Вулфрик густо покраснел, добавил: — Боюсь, что не поверил бы вам. А моя дочь такая же, как все, и если дать ей немного времени смириться с новым положением, вы станете центром ее жизни. Даю слово, что никому, кроме сына старого друга, не доверил бы свою девочку, ибо, если вы хоть немного похожи на отца, сделаете для нее все на свете.
Эти слова окончательно убили всякую надежду Вулфрика отделаться от нежеланной невесты. Ему придется загубить свою жизнь, повесив себе на шею дьяволицу, и все потому, что он истинный сын своего отца, не какой-то грубиян и невежда, в отличие от большинства мужчин не бьет и не издевается над теми, кто слабее, поскольку отец воспитал в нем благородство и рыцарство.
Во рту стоял горький вкус желчи. Кому понравится быть наставником собственной жены?
Досада и разочарование наконец вырвались наружу, хотя тон был по-прежнему учтив:
